Тигровый, черный, золотой

Майя Куприянова вышла замуж на последнем курсе. Девчонки ей завидовали: муж – член Союза художников, авторитетный, талантливый! Между прочим, со своей мастерской, в которой Майя с первого дня освоилась, будто всю жизнь в ней работала. Колесников с Майей были прелестной парой, хотя временами их принимали за отца с дочерью. Муж злился, Майя хохотала. В чем-то ей даже льстило это заблуждение. Она и правда была хрупкая, как девочка. Тонкие ножки, личико полудетское, открытый лобик. Колесников говорил: «Тебя писать неинтересно, нету драмы». Он подбирал зрелых натурщиц цыганского типа: черные провалы глаз, морщины, седеющие кудри, губы, словно опаленные изнутри, – трагедия, надлом! Весь жизненный путь можно прочесть по карте морщин. И смуглые длинные пальцы, в которых медленно тлеет сигарета…

А Майя даже запаха дыма не выносит, между прочим. И вообще, курить вредно.

Училище она окончила блестяще. Сложно дался только первый год: всю первую половину курса они работали исключительно гризайлью, рисовали горшки с кружками. Тоска, тоска! Со второго курса начались головы. И здесь Майе очень повезло. В середине года Олежек Малевич, белозубый красавец, любимец всего потока, похожий на молодого Абдулова, подошел не к кому-нибудь, а к ней, Майе, и сказал: «Есть деловое предложение!»

Следующие полгода Майя дописывала за него работы. Не бесплатно, конечно, хотя поначалу Олежек предложил такой вариант: он водит Майю по студенческим столовкам и тем самым «поднимает ей статус». Так и выразился. Майя расхохоталась ему в лицо: себе поднимай статус, когда тебя выставят из училища. А отчисление маячило всерьез. Несмотря на фамилию, Олежек оказался к обучению категорически не способен. Горшки с кружками он худо-бедно исполнял, но все остальное…

В итоге Олежек согласился на оплату деньгами – живыми деньгами! И целых полгода сдавал работы, исправленные стремительной Майиной рукой. На преподавателей взирал преданными глазами: «Я стараюсь, я взялся за ум!» Майя за эти полгода приоделась, даже немножко отъелась – в тех самых столовках, где она теперь часто обедала, разумеется, без Олежека. Щечки появились! Ей эта легчайшая припухлость очень шла.

Конец всему положила Антонина Мартынова на просмотре. Разложив перед собой листы, которые принес Малевич, она подняла глаза на юношу, лучившегося улыбкой, и вновь уставилась на рисунки. Молчание затягивалось.

– Женская рука у вас, молодой человек, – сказала Мартынова.

– В каком смысле?

– В буквальном.

Олежек непонимающе смотрел на нее. Хмурил густые брови. Обиженно выпячивал нижнюю губу, что придавало его красивому мужественному лицу детское выражение. В общем, бил сразу и на женские, и на материнские чувства, надеясь, что хоть одна стрела да попадет в цель.

Тщетно. Любой из камней Стоунхенджа – и тот поддался бы! А Мартынова лишь отпустила шпильку: «Не хлопочите лицом, Олег Иванович. Изобразите мне… Да хоть вот это повторите. Вашу же работу. Во времени я вас не ограничиваю».

После чего Малевич вылетел из училища под дружный плач бывших однокурсниц. Девчонки Мартынову возненавидели. Что ей, трудно было, что ли, закрыть глаза! Пойти навстречу! Войти в положение, наконец!

Тьфу, бездушная баба. Лишила их самого красивого парня во всем училище.

У Майи были свои претензии к Мартыновой, оставившей ее без заработка. Но эти жалобы она благоразумно держала при себе.

По субботам Майя навещала мать, живущую в поселке под Тверью. По воскресеньям со студенческой компанией обходила московские музеи. Все давалось легко: учиться, встречаться с мальчиками, да и просто жить… Со временем она поняла, что в этом и заключается ее талант: в легкости. Есть пчелка Майя, а она – птичка Майя. Летает, порхает, поет – и все ее любят!

– …Предстоящий вам творческий путь таков: сначала вы все будете рисовать букетики, а потом пойдете в домохозяйки.

Это объявляет на весь класс Шелыгин, преподаватель живописи. Обращается он исключительно к девушкам.

Поганый характер Шелыгина известен далеко за пределами училища. Ходят слухи, что его и в Союз художников не приняли не по причине отсутствия таланта, а потому что не нашлось желающих с ним иметь дело. «С тобой ни бухать, ни выставляться не хочется», – сказал ему один из членов комиссии. Пять раз прокатили при поступлении!

Шелыгин – скандалист, истеричка и невообразимый хам. Студенток училища обобщенно называет «бабье».

– Женщина-художник – это и не женщина, и не художник! Все великое в живописи создано исключительно мужчинами.

Студентки знают, что Шелыгин был женат, но разведен. Между ними то и дело всплывает одна и та же тема: кто мог согласиться на брак с таким человеком?! Преподаватель очень нехорош собою. Маленький, лысый, кривобокий, с круглым мясистым лицом, похожим на мятый помидор. Фи! Художник должен иметь внешность артистическую! Все эти банты, береты, локоны и свободные блузы возникли не на пустом месте, о нет! За ними стоит традиция! Воздействие на зрителя!