Тигровый перевал

   Глаза жены округлились от ужаса... Что было дальше - не поддаётся описанию... Одним словом, пришлось отнести Настю в лес. Мы выпустили змею на камышовом болоте, где полно зелёных лягушек. Настя не торопилась прятаться, наверно, не хотела расставаться с девочкой. Но Иринка загнала её под кочку, потому что возвращаться с ней домой было просто не мыслимо. Тихо шурша сухой осокой, Настя заползла в свое новое убежище, подобрала куцый хвост. Но все это было уже потом. А раньше?

   С самого рождения Насте не повезло, ей чудом удалось избежать гибели. Но обо всём по порядку. Давайте мысленно перенесёмся на опушку загадочного леса и узнаем историю Настиной жизни, полной смертельных опасностей.

   ...Душный летний день близился к закату. Красное солнце всё ниже опускалось в пурпур зари, окрашивая сопки и тайгу в мягкие розовые тона. Деревья и травы, уставшие от зноя, отдыхали, расправляя поникшие листья, жадно вдыхали прохладу тихого вечера.

   Толстая гадюка, поблескивая чёрной бархатной кожей, неуклюже выползла из трухлявой осины, где пряталась от жары. В тёмном дупле было сыро и неуютно, а внизу неяркие лучи ласково и заманчиво касались земли. И гадюке, как и многим другим обитателям тайги, захотелось понежиться в эти последние солнечные минуты. Неторопливо и бесшумно извиваясь по голым сучьям, она спустилась на горячий песок заброшенной лесной дороги. Когда-то по ней возили спиленные в тайге деревья, но теперь неровная колея заросла бурьяном и мелким кустарником. Песчаный бугорок на обочине был любимым местом отдыха гадюки. В погожие летние дни она осторожно выползала на него, сливаясь с кустиками полыни, надёжно скрывавшими её от зорких глаз ястребов.

   Вот и сегодня свежий ветерок доносил запах августовских желтеющих трав, и песок был нагрет и приятен. Она вытянулась во всю длину, прижалась тяжёлым, разбухшим брюхом к шероховатой поверхности бугорка. В животе её, в тонкой пленке яиц, теснились, ожидая выхода на свет, махонькие, похожие на ящерок, гадючата.

   Волею природы гадюке не предназначалось быть кормящей матерью, и она ждала лишь разрешения от бремени. Лёжа на дороге в этот сумеречный час, змея уловила стук и дрожание дороги. Кто-то неизвестный, большой и страшный, быстро приближался. Рептилиям не дано растить детёнышей, но врождённое чувство опасности за своё потомство заставило гадюку сделать попытку уйти в безопасное место. С трудом сдвинув онемевшее, словно глиняное тело, змея преодолела одну рытвину, но перебраться через другую уже не смогла. Шум становился ближе, перерос в настоящий грохот, и гадюка обречённо замерла, прислонив головку к самой земле. И если бы не блестящие бусинки глаз, её вполне можно было бы принять за горелую суковатую палку, каких немало валяется на старых лесных дорогах.

   Но вот кусты и трава зашелестели над ней, и круглые копыта лошади вдавились в песок рядом с лежащей гадюкой. Благородное животное, всхрапнув, осторожно переступило змею. Всё бы окончилось благополучно, но следом за конём, погромыхивая на корчах и камнях, тащилась телега. Двое мужчин, покуривая и негромко разговаривая, сидели на ней. Бородатый лесник в форменной фуражке не понял замешательства лошади и взмахнул ивовым прутом. Лошадь испуганно дёрнула, и тяжёлые окованные колёса переехали змею. Длинное туловище гадюки свилось блестящими кольцами, и в тот же миг возница заметил её.

   -- Змея-а! -- завопил он, соскакивая с телеги. Гибкий ивовый хлыст в его руке засвистел, забивая несчастное пресмыкающееся. И вдруг лесник увидел выскочившего из раздавленного чрева змеи маленького юркого гадючонка.

   -- Степан, топчи, пока не расползлись! -- кричал лесник, неистово прыгая в сапогах по чёрно-красному месиву, в которое превратилась хозяйка придорожного бугорка. Напарник, суетясь, помогал ему топором.

   Так они расправились с гадючьим семейством и очень довольные сели в телегу и уехали. Их возбужденные голоса ещё долго раздавались в сгущающихся сумерках примолкшего леса.

   Но одной змейке всё же удалось спастись. В суматохе она улизнула из лопнувшей оболочки яйца в густую траву и спряталась под корни старой корявой ели. Там, в холодном мраке, под скрип отживающего дерева, она долго таилась, и прошло немало времени, прежде чем змейка отважилась выползти на свет. Но скоро наступили холода, и змейка вновь забилась в мох под валежиной.