Тигры и земляника

Он оказался режиссером бродячей труппы. Нынче они дают представление в замке местного феодала (я еще с вечера по косвенным признакам понял, что на дворе средневековье. И явно не Россия и не Зимбабве, а Британия какая-нибудь или Шотландия). Но случился казус – два ведущих актера труппы ночью слиняли. Амурная история, я в тонкости вдаваться не стал. «Я змей пригрел на собственной груди! О, вероломные сыны шакала!» – так немного пафосно, на мой взгляд, восклицал режиссер.

Он отправил своего помощника в соседнее селение – подыскать кого-нибудь на замену, и сам тоже двинулся на поиски. Ну и наткнулся на меня, соответственно. Режиссер стал слезно просить его выручить, так как он боялся гнева феодала. Характер у того крутой, чуть что – велит пороть соленым плетьми.

Я, конечно, сходу отказался, поскольку соленых плетей не люблю. Ну их. Режиссер дико расстроился, но тут я подумал – в Параллельном Мире ничего просто так не происходит. Может, не сопротивляться движухе, а следовать как Нео за белым кроликом?

Короче, согласился. «Посмотрим, – думаю, – куда сюжет повернется».

Мы двинулись в сторону замка, потому что времени оказалось в обрез. По дороге я режиссера спрашиваю: «Так, ладно, что играем, мой любезный?» Он говорит: «Спектакль известный – «Гамлет, датский принц»».

Ладно, думаю, Гамлета сыграю – интересно же! Говорю: «Ага, понятно. Ну, давайте ноты… Вернее, текст давайте поскорей» Он задирает брови: «Так наизусть! Ведь – «Гамлет»! Кто ж не знает?» Я отвечаю: «А, Гамлет, пьеса Вильяма Шекспира! Чего ж вы сразу не сказали, ёшкин кот!»

Стал вспоминать пьесу – там бедный Йорик, могильщики, а в конце всех переколбасили. Детали я выведывал у режиссера с помощью хитрых косвенных вопросов, пока мы не подошли к замку феодала.

Провели нас прямиком за кулисы, и слышим – на сцене голоса. Режиссер заволновался: «О боже, мы едва не опоздали… Знать, сюзерен отдал приказ начать. Спектакль идет, и скоро выход ваш». Я отвечаю: «Не мандражи! Нам не впервой, прорвемся»…

Дальше начался полный сюр (Ботан, если будешь ржать, я тебя задушу)… Оказалось, найденный помощником актер уже вовсю чешет на сцене Гамлета, и не хватает только Офелии. Пока я матерился, меня принялись гримировать. Полуслепая старуха – гримерша труппы напялила на меня платье, парик, накладывает румяна… А я краем уха слышу, как на сцене датский принц читает монолог:

«О, если б ты, моя тугая плоть, Могла растаять, сгинуть, испариться! О, если бы предвечный не занес В грехи самоубийство! Боже! Боже!»

И слышу я – знакомый голосок-то, знакомый…

Закончили меня наряжать, я глянул в зеркало, содрогнулся (да ужас, чего говорить) – и на сцену! Режиссер глаза округлил – типа, рано! – а мне уже не терпится, кураж поймал. Я же сцену жуть как люблю, дружище. Всю жизнь, считай, на ней.

Ну, выскакиваю и сходу выдаю импровиз:

«О да, в камзоле этом и трико Тугая плоть наружу просто рвется! И не красней, мой Гамлет, я люблю Глазеть на одеяния в обтяжку».

У Гамлета ступор. Знаешь, почему? Когда скажу кто выступал в роли принца, тебя тоже, дружище, кондратий хватит. Приготовился? На сцене стояла Элис. Прикинь! В черном сюртуке, гамашах в обтягон и со шпагой. Все как полагается, полный, блин, Гамлет. Только баба. Я хотел сказать, дама.

Небольшое лирическое отступление, дружище, в лучших традициях европейской литературы. Знаешь, когда мы с Элис и Фишем расставались, наговорили друг другу… всякого. Поэтому не скажу, что при виде Элис я испытал восторг. Не скажу. Но все-таки ее видеть было приятнее, чем Фиша.

Конец ремарки.

Стою на сцене, наслаждаюсь произведенным эффектом. Элис глазами похлопала, потом выдавила из себя:

«Офелия! Мой бог, какой сюрприз! Что принесло вас к нам из Виттенберга?»

Я сделал книксен (осваиваясь потихоньку в роли) и отвечаю:

«Из Виттенберга, сколько помню я, Горацио прибудет – ну, по пьесе. Да, Гамлет, видно – слабовата ты В литературе. Лепишь мимо кассы».

Гамлет совсем смутилась и замолкла.

Ну, думаю, нужно спасать положение – читануть какой-нибудь монолог, пока принц из клина выходит. Поскольку слов не знаю, решил импровизировать, лепить по методу чукчей «что вижу – о том пою». Башкой покрутил, смотрю – по стене ползет мокрица (а там вообще сырость, плесень – в замке-то. Не Хилтон, нет). И мне по ассоциации вспомнилась хайку Иссы, сына крестьянина:

Тихо, тихо ползи,

Улитка, по склону Фудзи

Вверх, до самых высот!

Вот я и стал декламировать:

«Ты тихо, тихо проползай себе, Улитка, в направлении вершины. И как допрешься до макушки Фудзи, Воскликни, руки вскинув вверх – банзай!..»

Несу, в общем, всякую ахинею (хорошо, Альфред Вульфович меня не слышал). Тут и пацаны подтянулись – Розенкранц с Гильденстерном, и Элис себя в руки взяла. Пьеса потихоньку вошла в колею.