«Тигры» на Красной площади. Вся наша СМЕРТЬ - игра

А потом полез смотреть уцелевшие ящики в стойке. Осколки посуды, ножи и прочие салфетки его не интересовали. Интересовала еда. А из нее оказались лишь пачки сухариков, чипсы, соленая рыба и пять кег с пивом. Красное, зеленое, лагер, бочковое какое-то и крепкое. Мда… Нет, конечно, много пива это хорошо, но не в такой же ситуации? Блин… И куда тут наливать?

А есть хочется.

Первая реакция организма на стресс — отрубон. А потом пробивает на немереное потребление калорий. Есть, конечно, другой вариант — бесконтрольный выброс этих калорий, то бишь истерика. Откуда Сашка об этом знал? А от жены опять же. Все-таки она клинический психолог. Нет, не в смысле абсолютного идиота, а в смысле медицины. Это такая отрасль в психологии — работа на грани нормы и патологии. Первый год после универа она работала в «Скорой», фельдшером — такого насмотрелась, мама не горюй! Зачем работала? А для практики. Много потом чего рассказывала.

«Мать ети, куда же налить-то?» — подумал Сашка, лихорадочно шаря в глубине шкафчика.

Из всех емкостей уцелел лишь поддон для ложек-вилок.

В тишине, разрываемой лишь капающей водой, раздался грохот столовых приборов, безжалостно выкинутых на пол.

— Пить будешь? — хрипло спросил Сашка.

Молчание в ответ…

— Пить, говорю, будешь?

Молчание…

— Жива?

— Да…

— Пить, спрашиваю, что будешь?

— Я не хочу…

— Я не спрашиваю, хочешь или нет. Я спрашиваю, что будешь пить?

— Ммм…

«Нда… Ну угораздило же? Лучше бы Андрей жив остался, чем…» — мгновенно устыдившись своих мыслей и самого себя, Саша нажал на кран. Тугая струя ударила в поддон, обрызгав изгаженный свитер.

Осторожно, светя мобильником под ноги и стараясь не расплескать содержимое, он подошел к Дине:

— Пей.

Да. Потом голова будет болеть с крепкого пива. А может быть, стресс сожрет алкоголь и не поморщится? А какая разница? Сейчас главное просто перебить голод. Потом пусть медики со своими капельницами разбираются.

— Пей, я сказал! — рявкнул он, когда девочка отвернулась.

Она упрямо смотрела в сторону. Бледный свет косо падал на черную прядь, скрывавшую белое лицо.

Сашка вдруг схватил ее за эту прядь и ткнул лицом в поддон с пивом:

— Пей!

И она, словно послушная собачонка, начала не пить, но лакать.

Когда налакалась — он отпустил ее волосы и допил остатки. Странно, но ни виски, ни крепкое пиво не зашумели в голове. Тогда он встал, неловко перебрался через груду обломков и ноги бармена и схватил бутылку за горлышко. Насовал полные карманы пакетиками сухариков и кальмаров, чтобы второй раз не ходить. Потом наплескал себе еще пива в поддон.

Вернувшись обратно, сел рядом с девушкой. И выключил мобильник. Свет надо было беречь.

— Дина… — позвал он ее.

— Что?

— Как ты здесь оказалась, я имею в виду в Москве?

— Поступать приехала…

— Куда?

— В ГИТИС…

— Не поступила?

— Нет… Что ты там пьешь?

— Вискарь.

— Дай и мне.

— Из закуски только снеки…

— Это не важно.

Две руки, мужская и женская, нашли в темноте друг друга. Тихое бульканье в горлышке бутылки.

— Нет, не поступила.

— А обратно почему не уехала? В этот свой… Орск?

— Арск. А как бы я в глаза родителям посмотрела? Стыдно…

— А потом?

Слова летели через плотную темноту, нарушаемую лишь звонким: «Кап… Кап… Кап…»

Зашелестел разорванным целлофаном пакетик с кальмарами.

— Решила здесь остаться. Вот, нашла работу. Здесь хорошо, комнату мы с девчонками снимаем в Мытищах — денег хватает. На следующий год поступать снова буду.

— Дура ты, — немного поразмыслив, сказал Сашка.

— Я знаю, — тихим эхом ответила Динара.

Он снова глотнул.

Постепенно алкоголь китовьим жиром успокаивал адреналиновый шторм в венах.

Они говорили. Говорили обо всем, что приходило в голову. Говорили для того, чтобы спасатели услышали их голоса и пробились сквозь бетонные груды и спасли их, наконец. Сашка еще пару раз ходил наливать пива, на полу росла гора пустых пакетиков и скорлупки фисташек летели во все стороны. Когда виски закончилось, принялись за ром. И разговаривали, разговаривали, разговаривали, пока алкоголь не победил…

…Сон сменялся явью, а явь сном. Густое похмельем пробуждение начиналось с глотка из очередной бутылки. И все время хотелось курить, но курить было нельзя.

Время от времени Сашка включал мобильник и смотрел на часы. Время шло, но тишина продолжала бить пульсом в ушах.

Спасать их, видимо, не спешили.

Иногда они пели песни. Любые, которые придут на память. Странно, но вспоминались в основном те, которые из детства:

— Ведь мама услышит, ведь мама придет, ведь мама меня непременно найдет!

Они кричали, не пели, и хриплые их голоса стучались об обрушенный потолок, метались как сумасшедшие по грудам обломков, застревая среди покосившихся колонн.

И говорили, говорили, говорили…

О чем говорили? Да обо всем. Он рассказывал ей о своей работе, она ему о фильмах, которые недавно смотрела.

— Недавно вот смотрела фильм такой «Непристойное предложение». Слышал?

— Нет, — честно ответил он.

— Там Деми Мур играет. И этот… Все время забываю… Вуди?

— Дятел??