Наше путешествие прошло без проблем, хотя глубокой зимой, в начале марта, на Украине железнодорожное движение затруднялось снегом, замерзшими стрелками и очень активной деятельностью партизан-диверсантов. В районе боевых действий железнодорожники были в серой полевой униформе, а поляки в генерал-губернаторстве — в синей. Отопления в пассажирских вагонах не было, окна в вагонах частично были выбиты, и поэтому мы перебрались в теплый локомотив.
В Бреслау мы навестили нашего тяжелораненого командира, графа Кагеника. Потом мы поехали в Позен (Познань), где жила семья Ханса фон Хагемайстера. Левандовски и я поехали дальше в Берлин, где Левандовски навестил свою мать. Времени съездить в Тильзит мне не хватало, и я сразу поехал в Падерборн, в 500-й резервный танковый батальон. Фанен-юнкеры из танковых частей были собраны на подготовительный курс, который вел бывший связной офицер 503-го, обер-лейтенант Райхель.
Потом я был в отпуске дома, а потом поехал в Ордруф. Между тем с танковыми войсками произошло большое несчастье. Генерал-инспектор Гудериан был во второй раз снят Гитлером с должности, больше он не мог защищать нас, верх взяли противники танковых войск. У нас в связи с уменьшившимся значением танковых войск — времена блицкригов прошли — был переизбыток личного состава, которого не хватало в истекавшей кровью пехоте. Так, Ханса фон Хагемайстера, у которого еще не было Железного креста первого класса, перевели в пехоту и отправили в пехотную школу фанен-юнкеров в Вишау. Он был расстроен. Левандовски и я начали обучение на 16-м потоке кандидатов в офицеры, оно должно было продолжаться пять месяцев, с апреля по август. Достаточное время в условиях войны, чтобы подготовить имеющих военный опыт фанен-юнкеров к должности командира взвода и дать им основы командования ротой. У нас был очень хороший учитель тактики, капитан Матиас, человеческие качества у него тоже были на высоте.
К сожалению, у меня началась малярия, которой я заразился на Кавказе. Я попал в госпиталь, у меня были проблемы с моими анализами крови, возникло подозрение на лейкоцитоз. В итоге я пропустил слишком много занятий, и после того, как меня выписали из госпиталя, я был отправлен обратно в Падерборн, чтобы начиная с августа поступить на 17-й набор. Мне это совсем не понравилось, потому что школа и учеба всю мою жизнь для меня были хуже горькой редьки. Когда я лежал в лазарете, меня навестили товарищи из 503-го батальона.
В последних боях в районе Тернополь — Лемберг (Львов) батальон попросту растаял, поэтому его вывели на отдых и пополнение на полигон в Ордруфе. И здесь моя 1-я рота должна была первой в вермахте получить новые невероятные «Королевские Тигры». У батальона было время с мая по июль, чтобы восстановиться, получить новую великолепную технику и пойти в бой при давно ожидавшейся высадке союзников во Франции. Я тогда еще надеялся успешно окончить обучение и вернуться в батальон лейтенантом. Я очень расстроился, когда это не получилось. В батальоне мне пообещали, что возьмут меня обратно, отсюда можно было сделать вывод, что я был еще полезен.
20 июля 1944 г
В конце июля 1944 года я получил несколько дней отпуска дома, перед началом повторения прерванного приступом малярии обучения на офицера. Я был дома в Тильзит-Сентайнен у моей матери. Там многое изменилось. Наша маленькая пригородная община была переполнена военными и гражданскими людьми. Тильзит летом 1944 года, после разгрома группы армий «Центр», больше не был глубоким тылом, он стал прифронтовым городом. Красная армия стояла уже в Литве и в Польше. Планы русских уже в этом году взять Восточную Пруссию были вполне реальными. Удивительно было то, что никто не думал оттуда эвакуироваться.
Из знакомых моего возраста и моих школьных товарищей я почти никого не встретил, они все были на войне. Разговоры среди знакомых были очень осторожными, было опасно, надо было следить, что ты говоришь. Все охотно придерживались официальной версии, что вермахт в состоянии защитить как восточные, так и западные рубежи рейха. Я в это больше не верил, потому что начиная с лета 1943 года инициатива была потеряна, мы постоянно отступали.
Все слушали пропагандистские передачи по радио, они служили источником для собственной оценки положения. Исследования после войны установили, что новости никогда не содержали лжи, но информация в них или была приукрашена, или что-то умалчивалось.