Тихая моя родина

Молодой москвич по имени Сергей тоже не монах и не факт, что человек, стремящийся к монашеству, приезжает сюда ежегодно, живет безвыездно, проводит экскурсии. Он говорит: «В этом году хочу 4 месяца выдержать». Глаза — счастливые. Попробуйте понять этого юношу.

В Спасо-Каменный монастырь уже назначен настоятель. Братии пока нет, хотя строительство идет полным ходом. Но монастырский корпус возводят не монахи и не послушники. Что это за люди? Это люди.

Остров Каменный — огромная духовная загадка. Здесь всё неразгаданно, начиная с истории, уходящей в непроницаемую древность, продолжая современностью, тоже ведь неразгаданной, и заканчивая будущим, которое совершенно невозможно прогнозировать. Будет ли здесь когда-нибудь монастырь, то есть монашеская община? Пока мы ничего не знаем о самих себе, что мы вообще можем знать?

Дело о Смоленской Чудотворной

В Устюжне прекрасный музей. Жаль только, сравнительно небольшое церковное здание не позволяет иметь в постоянной экспозиции большинство экспонатов. музей выходит из этого положения, постоянно организуя выставки, каждая из которых достойна самого пристального внимания.

Проходя из зала в зал и уже забыв о том, что нахожусь в церкви, я неожиданно оказываюсь в самом настоящем храме перед лицом торжественного величественного иконостаса. В последние годы в этой части здания проводятся богослужения, религия и культура сосуществуют мирно и бесконфликтно, да ничего другого им не остается.

Здесь лишь немногое напоминает о том, что с улицы в помещение я попал по музейному билету — скамейки для посетителей концертов и затянутые холстом места, где должны быть иконы, с табличкой «экспонат на реставрации». Ни одна икона, очевидно, не подозревает, что она — «экспонат», но дело, конечно, не в названии, а в отношении.

На некоторых холщовых рамках табличек нет. Это значит: «Экспонат украден». Хотя вполне можно было написать: «Окно закрыто». Ведь икона тем и отличается от картины, что она — окно в мир Вечности. Причем, открытое не снаружи, а изнутри. Оттуда. А затворились эти семь окошечек (столько икон было украдено), выходит, руками грабителей?

Устюжна до сих пор (1994 г. — прим. автора) слегка гудит от свежей памяти об этом ограблении. Майской ночью сторож музея («привратник вечности»?) впустил на территорию «охраняемого объекта» своего пьяненького приятеля. Неизвестно, что они хотели совместно делать, а только сделать они этого не успели. Вскоре в дверь постучали совершенно трезвые дяди, связавшие друзей-приятелей и с деловитой неторопливостью обчистившие — храм-музей, Они не выбирали, что «покрасивше», брали заранее намеченные, причем самые ценные предметы. Именно «предметы» ‚ а не «иконы» и даже не «экспонаты». Такие вот три разные подхода.

Устюженский музей вообще не был на милицейской охране и задача перед грабителями стояла из простых простая. Говорят, что для постановки музея на охрану по полной форме требовалось 50 млн. руб. Это где-то 30 тысяч долларов. Немалые деньги. А эти семь икон после «ухода» были оценены в 4,5 миллиона долларов. Деньги тоже большие. Продолжая денежную тему, надо сказать, что за точные сведения о грабителях милицией объявлена награда в миллион рублей, то есть 500 долларов. Такие вот три разные цифры.

He подумайте, что меня заклинило на цифре «три», но это уже третье ограбление Устюженского музея. Два предыдущих так и не были раскрыты. Последнее пока тоже, как сказал в каком-то фильме один очень умный мерзавец: «Такие вещи воруют не для того, чтобы попадаться». Но окаянный автор этого афоризма не понимал, что «такие вещи» и не исчезают бесследно, а грабители, перемещающие вечное в пространстве, не столько чудовищны, сколько жалки.

Музей обворовывали в 1982 году (застой), в 1990 году (перестройка) и, стало быть, в 1994-м (годы реформ). Когда задумаешься над этими цифрами, пропадает даже желание возмущаться по поводу того, «какие гады в наше время русскую землю топчут». Топтали, топчут и буду топтать. Воровской мир, где любые ценности можно перевести на доллары, очень постоянен, почти неизменен в своих наклонностях, пристрастиях и ориентирах. Политические бури если и влияют на него, то очень косвенно и опосредованно. Вору по большому счету безразлично, присваивает ли он золотой слиток, золотой подсвечник или золотой крест. Золотого тельца можно отлить всё это вместе бросив в общий тигель. Незыблемость и неизмеримость ценностей воровского мира почти зловеща. А в нашем мире, близком и родном, идут какие-то постоянные переливания из форму в форму.