Тихая моя родина

День Смоленской иконы Божией Матери православные устюжане почитают за городской праздник. Однако, не было 10 августа на улицах Устюжны излишнего веселья с гармонями, плясками и бойкой торговлей, не было всенародной пьянки-гулянки. А был крестный ход, который прошёл от действующей церкви к собору, где сейчас располагается музей и где ещё совсем недавно пребывала Смоленская чудотворная.

Вглядываясь в счастливые, светящиеся улыбками лица горожан, я заметил разницу с более привычным для нас светским весельем: все улыбались, но никто не смеялся. Это очень показательно. Ведь человек, который смеётся, хотя и весел, и доволен происходящим, что само по себе неплохо, утрачивает душевное равновесие, а это уже чревато — к слезам, говорят, такое веселье. А если оно подогрето обильными возлияниями, то, может быть, и к мордобою, если не поножовщине. Православные праздники — другие — за счастливыми улыбками просвечивает взаимная любовь, нежелание обидеть кого-то даже мелочью.

Этот праздник не только радовал и веселил сердца православных устюжан. Oн напоминал о грозном предостережении Божьей Матери, чтимый Смоленский образ которой покинул Устюжну. Видимо, предупреждает нас Пресвятая Богородица — если не постараемся исправить свою жизнь, Она покинет нас своим заступничеством.

Смоленская икона именуется ещё Одигитрия, то есть Путеводительница. Какой же путь указывает Одигитрия? Крестный ход — это и есть путь. В Устюжне он проходил от храма к храму.

Реставрация памяти

В поселке Кирпичное Грязовецкого района открыли музей митрополита Иннокентия (Пустынского). Это был выдающийся иерарх начала ХХ века, «архипастырь богомудрый», как про него говорили. Владыка Иннокентий принял на себя тяжелейшие труды по просвещению народов Аляски, это был один из апостолов нового времени, и в памяти современников он сохранился, как замечательный человек. В 1937 году митрополита Иннокентия расстреляли большевики, он принял смерть за веру Христову.

И вот на родине митрополита, где он когда-то рос мальчишкой-сиротой, появился воистину народный музей, как отражение живой любви к своему прославленному земляку. А вскоре в газете «Красный Север» появилось разъяснение некоего священника, который сказал, что митрополит Иннокентий (Пустынский) ушёл в обновленческий раскол, покаяния не принёс и за него даже в церкви молиться нельзя. Для земляков владыки, и не только для них, это прозвучало, как оскорбление памяти выдающегося православного иерарха.

Письма земляков владыки — очень искренние и пронизанные живой болью. Они очень показательны во многих отношениях.

E. H. Макунина: «Митрополит Иннокентий приехал на родину в конце 20-х годов. Он приехал из Америки, где служил на Аляске. Привез в подарок из Америки ризу, она была очень тяжелая, золотая, и по ней были колокольчики — звенели и горели, как солнечные лучики. Митрополита очень любил народ. Он был вежливый, всегда поговорит с людьми. Жил он не богато. Я и то помню, даром, что маленькая была: жили мы на хуторе, а он к нам ходил на рыбалку с удочкой, на ногах были лапотки и белые портяночки. Мы теперь ходим в музей, как в святой уголок, там у нас душа успокаивается. В начале 30-x его арестовали, когда его повезли, люди о нём плакали. Мы не верим, что митронолит отрекся от Церкви».

А. В. Ширкунов: «Доколе будет русский бить русского, православный православного? Владыка Иннокентий меня крестил в 1932 году, как я могу спокойно читать, что его даже поминать нельзя? Разве это по-христиански, по-божески? Мне столько мама рассказывала об этом удивительном человеке. Когда я сам своими руками для музея в разрушенном здании сложил печь, вместе с Костей Макуниным настилали пол, стеклили рамы — всё делали от души, от чистого сердца. Где же милосердие у этого священнослужителя, который родился поздно, а то бы ему тоже была такая участь? А мы — простые люди, которых будет судить Господь Бог».

А.И. Стожкова: «Ещё девятилетней девочкой я ходила на исповедь к владыке Иннокентию. Он, было, каждого ребёнка погладит по головке. А когда его увозили, звонил колокол, все плакали и провожали его до самого леса. Все жалели владыку, потому что он был добрый и его все уважали. И вот я хранила фотокарточку митрополита, которую мне дала одна бабушка, жившая рядом с владыкой. Потом отдала фотографию для музея. Но когда прочла в газете, что даже поминать его нельзя… Нам очень обидно за нашего земляка».

А ведь это и есть голос православного народа — главного хранителя веры. Конечно, наши люди — не знатоки канонического права, про обновленчество до сего момента ничего не слышали и как его правильно понимать ничего сказать не могут. Их оценки очень простодушны, но в них может быть больше истины, чем в безупречном богословском заключении.

Создавая музей митрополита Иннокентия (Пустынского), они делали самое важное для души, которая была пронизана светом православия, перебрасывая мостик оттуда к нам, в современность. Благодаря их трудам, мы можем сейчас возрождать веру наших предков, опираясь на живую непрерывную традицию.