Тихая ночь

Почувствовав, что он расслабился, Ева отпустила его. Мальчик взобрался по мусору к своей сумке и достал из нее керосиновый фонарь; его искромсанные пальцы дрожали, когда подкручивали фитиль, но пламя разгорелось, осветив угольный бункер и металлическую лестницу. Черная дыра по-прежнему дышала жаром, но теперь это был скорее жар сауны, а не печи. Это было терпимо. На грани терпимого. Мальчик держал фонарь, пока Ева спускалась по лестнице. Потом он отдал фонарь ей и спустился сам. Мими полезла следом и увидела, что они стоят на куче угля и смотрят на дверь, ведущую в подвал. Мальчик осторожно толкнул ее. Темнота заползла им за спины, когда фонарь скрылся в соседней комнате и новая порция печеного воздуха вихрем понеслась к открытому люку.

Их глазам предстала домашняя сцена. На брезентовом стуле сидел мужчина в форме начальника станции. На раскладушке полусидя-полулежа расположилась женщина, державшая на коленях голову девушки. Они могли бы казаться спящими, если бы не розовато-коричневый цвет их кожи. Запеченной кожи. Подойдя к матери, мальчик выставил перед собой руку, точно слепой. Он коснулся ее лица и отпрянул, ошеломленно глядя на свои пальцы. Он вопросительно посмотрел на Еву. Та осторожно последовала его примеру, но отдернула руку от раскаленного трупа, едва успела его коснуться. Ева взяла мальчика за руку и повела назад, в относительную прохладу угольного бункера, где они опустились на корточки в слабом свете фантомного дня. Женщины видели, как по черным щекам мальчика потекли слезы.

— Угарный газ, — сказала ему Ева.

Он поднял на нее непонимающий взгляд. Она показала на свой рот и тяжело задышала, закашлялась, потом изобразила, что засыпает.

— Без боли, — добавила она, четко выговаривая каждую букву. — Они как будто уснули.

Мальчик ничем не показал, что понял ее, но слезы у него полились еще сильнее. Ева опять взяла его за руку и указала вверх. Жара становилась невыносимой. Они выбрались наружу и поползли по груде мусора, которая пластами осыпалась в дыру, непрерывно изрыгавшую раскаленный воздух и запах печеного мяса. Измученные жаждой и обессиленные, они сели посреди каменных курганов, испускавших дым и рокотавших под ними; пыль и пот забивали им глаза. Мальчик смотрел на руины, позволяя грязным ручейкам сбегать по щекам.

В свои права незаметно вступил новый звук. Ни одна из подруг не могла бы точно сказать, в какой момент впервые услышала его. Он начался с фоновой вибрации, которая скорее ощущалась, чем воспринималась на слух, с мелкой дрожи, которая в летнюю ночь могла означать грозу. К вибрации очень скоро добавился звук, и ужасное дежавю заставило всех троих недоуменно переглянуться. Сирены не выли — но в этом и не было нужды. Общее затравленное отчаяние озвучила Ева:

— Боже мой, еще один рейд! Еще один! Что они пытаются с нами сделать? Ублюдки!

Вокруг них опять загорелись красные вспышки; на этот раз их резкое сияние заглушалось дымом, но когда они приближались к земле, света все равно хватало, чтобы отбрасывать густые тени. Рокот стоял теперь повсюду. Он расшатывал разоренную землю у них под ногами, плотнее сбивал обломки, разжигал с новой силой маленькие костры и валил стены, которым до сих пор удавалось стоять вертикально. Подруги и мальчик стали оглядываться по сторонам, отчаянно выискивая убежище. Призывно зияла черная дыра, которую они только что покинули. Они медлили: воспоминания о жаре, хищной тьме и запахе печеного мяса сдерживали их, и покрасневшие глаза высматривали альтернативу. Только когда первые удары опять сотрясли землю, они оставили тщетные поиски и поспешили к манящей черноте.

Втроем они спрятались на куче угля под открытым люком, и взрывы начали надвигаться на них знакомым сокрушительным шагом. Ударные волны перетекали одна в другую, пока не стало казаться, что следующая обязательно раздавит их смертоносным каблуком. Одна из бомб разорвалась так близко, что их швырнуло о стену и осыпало обломками не только сверху, но даже снизу — углем, который рикошетил от стен и частично погребал их под собой. Им же оставалось только свернуться клубком и зажимать ладонями уши, которые отказывались им служить. Пыль и дым терзали легкие. Тьма накрыла их саваном.