Тихая охота

Валериан твердо решил, что примет решение только после того, как посоветуется с отцом. Пусть поездку одобрит сам Хлебодарный, изъявив волю устами жреца. Ждать вечернего разговора пришлось довольно долго – отец вернулся не один, чаевничал на кухне с расстроенным омегой. Молодым, учившимся в одной школе с Валерианом. Это помогло отловить еще одну составляющую слова «нет». Отец-альфа умер, когда Валериану было десять. Сейчас, двадцать лет спустя, скорбь изрядно потускнела, уменьшилась до креста в обрамлении снопов на кладбище, вытерлась взрослой жизнью и служебными заботами. Осенило от воспоминания о днях, когда боль была еще остра. Слушая звяканье ложечек, негромкий стук чашек о блюдце и приглушенный разговор, Валериан понял, что отцовская паства ассоциируется у него со словом «ожидание». Ожидание под часовней, пока папа выйдет, ожидание под дверью кухни, пока изольет душу очередной страждущий. Отец был добр, его доброты хватало на многих, Валериану доставалось больше всех, но…

«Я хотел, чтобы что-то было только для меня. Наверное, поэтому и сбежал, и пообещал ему вернуться и построить второй дом, только если женюсь, если мы с мужем сможем зачать ребенка. Это до сих пор звучит как что-то несбыточное, замаскированный отказ. Вернуться сейчас? Если жить отдельно – видеться будем чуть чаще приездов из Чернотропа. Я к нему месяцами не буду заходить. В десять лет ждать своей очереди на разговор просто тоскливо, а в тридцать уже не хочется вклиниваться между прихожанами, жаждущими утешения».

Валериан незаметно задремал, и проснулся от вопроса отца:

– Почему ты не включаешь свет? Ох, прости! Разбудил? Сначала лишил доступа к холодильнику и торту, теперь, когда ты заснул – разбудил.

– Почему сразу «прости»? Все нормально, пап, – Валериан зашипел, потому что неудачно оперся на больной локоть. – Хорошо, что ты напомнил про торт! Съем кусок. И, если ты не устал, хочу с тобой посоветоваться.

Выслушав вопрос – «ехать или не ехать в ретро-поезде?» – и объяснение, что не хочется своим поступком испортить его хорошие отношения с соседями, отец предложил:

– А давай я схожу и спрошу Бранта? Мне он ответит начистоту, уверен. Завари свежий чай и нарежь торт. Я быстро.

– Договорились. Мне все равно как ехать, пап. Не хочу ни обижать Элверда – он чем-то напоминает тебя, приятный и добрый. И не хочу усугубить семейный разлад на почве ревности. Не знаю, что выбрать.

– Сейчас выясним, – пообещал отец.

Он вернулся минут через пятнадцать, не скрывая улыбки.

– Брант чуть-чуть ворчит, но поддерживает приглашение. Мне кажется, в этом нет никакого подвоха и зерна будущих раздоров. Элверд искрится счастьем, Брант немного недоумевает и старается ничего не испортить. Нам предлагали четвертинку пирога с яблоками, но я отказался – надо одолеть торт.

– Бери, – Валериан пододвинул отцу тарелку. – Смотри, какой большой кусок чернослива.

– Я рад, что Хлебодарный услышал чаяния Эльда, – забирая тарелку, проговорил отец. – Он часто приходил в часовню, когда затяжелел Шоном. Боялся, что второй ребенок унаследует его проблемы со здоровьем. Патрик родился крепким и сильным, как Брант, и кремовым, как Элверд. Эльд вбил себе в голову, что израсходовал всю милость, отпущенную Хлебодарным, и жег скрутки, моля о здоровье ребенка – цвет шерсти был ему неважен. Я позвал его на разговор. Рассказал о нас, о себе. О том, как мы с твоим отцом возлагали дары всем подряд: и Камулу, и Хлебодарному, и Феофану-Рыбнику, и Мраморному Охотнику. Как дрожали от страха, опасаясь, что у тебя появятся наследственные проблемы с легкими, как переезжали на юг с Ямала по советам врачей… Эльд немного успокоился, когда мы проговорили вслух прописные истины – что дети чаще наследуют здоровье отца-альфы и цвет шерсти отца-омеги. Что у него больше шансов родить здорового ребенка, чем было у меня в свое время. Я откровенно хвастался – что ты вырос сильным, привлекательным и получил в дар от отца-альфы роскошный северный черный окрас.

– У меня шикарный хвост, – кивнул Валериан. – Когда я первый раз превратился в госпитале, сразу проверил, не появилась ли седина. Нет. Такой же угольный, как и был. Видно, что я настоящий аристократ.

– Твой отец был очень красивым, – в улыбке перемешались горечь и гордость одновременно. – И на ногах, и на лапах. Я совершенно потерял голову. Жаль, что нам было отпущено так мало. Но лучше короткий кусочек счастья, чем совсем ничего.

«Вероятно, ты прав, – мысленно согласился с отцом Валериан. – Я иногда гадаю, кого мне предназначил Хлебодарный, встречу я его или не встречу, чем это обернется для нас обоих – может быть, разочарованием, потерями и искореженной жизнью. Некоторым везет. Даже противоположности уживаются – как те же Брант и Элверд. Некоторые разбегаются, несмотря на кажущуюся общность. А кто-то получает урезанную порцию счастья».