Тихая пристань

Доктор. Будем считать, что уже завтра. Обычное рабочее утро: пациенты еще только умываются перед завтраком, ни свет ни заря я уже на ногах. Моя работа… как бы понятнее выразиться?.. Это для меня, мой… не знаю… основной смысл, основная цель работы в клинике. Мое исследование. Изобретение. Пять лет работы главным врачом. Если хотите литературных аналогий, то — пожалуйста: я современный доктор Фауст. Параллель, конечно, не полная: Фауст, если не ошибаюсь, продал душу дьяволу, а я своей не торгую. Но у меня-таки есть, леди и джентльмены, вернее, у меня будет эликсир жизни — ни больше ни меньше… Жизни! И молодости. Пока его нет. Но я близок, очень близок к цели, смею вас уверить. Быть может, сегодня утром я последний раз буду корпеть у лабораторного стола — рассчитывать, прикидывать, канителиться с опытами и формулами. Те пятеро стариков, которых мы с вами вчера отправили баиньки, будут моим материалом. Они еще этого не знают, но их дело маленькое. Если мои опыты увенчаются успехом и эликсир будет найден — «Эликсир Эхинокука», нет, лучше: «Эликсир «Тихой пристани» — дело важнее человека. Если все удастся, тогда эти пятеро окажутся не в конце жизненного пути, а в самом начале! Они как бы… как бы родятся заново! Какой нужно, такой возраст им и дадим. Каково? Каково!.. Но спокойнее, к делу: эксперимент, леди и джентльмены, отнюдь не завершен. (Поворачивается к столу.) Посмотрим, что у нас тут сегодня. Где записи?

Санитар Смит одну за другой передает ему тетради.

Тридцать вторая, тридцать третья, тридцать пятая «А» и тетрадь текущих записей. Так, благодарю. Опыт первый; два — восемьдесят шесть, четвертая стадия. Прошу внимания, я в особенности рекомендую вот эту установку: здесь, в сосуде, содержится раствор вчерашней работы, с показателями девять на три, на четыре с половиной гонта, предварительно напряженный, со свесом, обрешеткой и загрунтовкой. Раствор этот сейчас остыл… да, остыл, он уже двадцать два часа выдерживается. Я обознаю это как вторичную или растяжимую стадию упреждения. Теперь я добавляю ноль целых три тридцать шестых градуса вот этого (поднимает вторую колбу с жидкостью), что представляет собой пять восьмых тирады, три и три шестнадцатых части конгломерата и полторы части сграфитто. Полученный осадок затем будет подвергнут подогреву в течение трехсот двенадцати секунд, за время которого все тычки, ложки и проемы удаляются в процессе окисления, и тогда я… тогда, может быть, и… ну ладно, хватит тянуть время. (Сливает жидкости.) Горелку Бунзена, пожалуйста.

Санитар Робинсон зажигает горелку.

Прошу полной тишины. Процесс чрезвычайно тонкий, чрезвычайно напряженный. Благодарю. Перед подогревом я добавляю необходимые накатины и вяжущие части. Номер четыре.

Санитар Робинсон передает пробирку, доктор сливает ее в колбу.

Номер восемь. Двенадцать «Б». Восемнадцать. Восемнадцать! Где номер восемнадцать? Да скорей же, скорей! Робинсон, нужно всегда заранее… (Суетясь, сливает пробирку в колбу.) Так. Теперь таймер. Спасибо.

Санитар Смит передает ему секундомер с огромным циферблатом.

(Отсчитывает секунды, по секундомеру.) Триста двенадцать. Три десять. Три восемь. Шесть. Четыре, два, один. Триста.

Санитар Робинсон держит колбу над горелкой. Каждые десять секунд доктор вскидывает руку и тот убирает колбу из пламени, энергично взбалтывает ее, затем снова помещает над горелкой.

Греть нужно точно двадцать секунд, иначе произойдет коагуляция седимента. После первых ста секунд интервал сокращается до пяти секунд. Два девяносто четыре. Два девяносто два. Два девяносто. Два восемьдесят восемь!

Робинсон взбалтывает раствор.

Пока все идет правильно. Вроде бы все правильно. Самый ответственный момент… Два восемьдесят четыре. Два восемьдесят два. Двести восемьдесят…

Входит Киснет.

Киснет. Э-э, простите, доктор Эхинокук…

Доктор(порывисто оборачивается в испуге). Что такое? Вы что здесь делаете, а?

Киснет. Простите, если помешал, доктор, но я…