Я слушал докладчика и размышлял об истинных целях этой помощи, которая предоставлялась отнюдь не с благими намерениями. Мое логическое заключение было таким: отсюда будут направляться, а точнее говоря, финансироваться хорошо замаскированные акции, нацеленные на подрыв Венгерской Народной Республики.
Мысленно я начал искать и нашел-таки пункты, по которым можно было нанести удар. Когда казалось, что все идет как по маслу, я встал и попросил дать мне слово.
— Я хотел бы сделать два замечания и одно заявление, — сказал я.
— Слушаем, слушаем…
Собравшиеся были настолько уверены в себе, что даже не могли представить, что я могу выступить против.
— Я очень внимательно выслушал всех выступавших, особенно нашего боевого друга Даниеля Киша. И понял, что «Всемирный союз политических изгнанников» как бы уравнивает бывших военных преступников с бывшими участниками антигитлеровского движения.
— Ведь все они сидели в тюрьмах у коммунистов! — выкрикнул кто-то.
— Мне предоставили слово и я попросил бы не перебивать меня! — решительно заявил я, чтобы отбить всякую охоту у кого бы то ни было мешать мне говорить дальше. Дождавшись, пока станет тихо, я продолжал: — Я со своей стороны не стану связывать собственную судьбу с судьбой гитлеровских приспешников. Это было бы предательством по отношению к Байчи-Жилинскому и его коллегам, ставшим жертвами фашизма. Кроме того, скажу, что здесь, в этих стенах, стараются создать такую политическую организацию, которая, по сути дела, является конкурентом «Венгерского революционного совета». Ясно и понятно, в чьих интересах это делается. Поэтому я как секретарь исполнительного комитета революционной партии мелких сельских хозяев аннулирую все подписи членов нашей партии. В такой форме мы не станем помогать «Всемирному союзу политических изгнанников».
Как только я замолчал, в зале воцарилась такая тишина, что было слышно жужжание мухи. А спустя несколько секунд разразилась самая настоящая буря. Только благодаря верным людям да группировавшимся вокруг меня членам ПМСХ мне удалось выйти из отеля живым.
— Это ты здорово сделал! — похвалил меня Бенке.
— Я считаю, что Миклош абсолютно прав. Мы не сядем за один стол с фашистами! — решительно встал на мою сторону Дьердь Эгри, когда мы, не прекращая спорить, шли по улице.
— Что случилось, то и случилось, — философски заметил Янош. — Во всяком случае, план Дани расстроен… пока расстроен.
Я срочно созвал заседание членов исполнительного комитета. Инстинктивно я чувствовал, что в политике Ульмана в его соратников имеется какая-то громадная сила. А мне было необходимо как-то обезопасить себя. На бурном совещании мне удалось убедить в своей правоте Кеваго.
— Эта затея угрожает нашей политической целостности, — высказал я свое мнение. — Выступать с общей платформой с нилашистами и военными преступниками — значит совершать такую ошибку, которую мы вряд ли когда-нибудь сумеем объяснить нашим соотечественникам на родине.
Кеваго даже покраснел от возбуждения. Я думал, что он сердится на меня, так как он вообще терпеть не мог никакой критики. Но этого не произошло. Он ругал Иштвана Б. Раца и его друзей.
— Это вы втянули меня в такое свинство! — выкрикнул он. — Чтобы я еще когда-нибудь поверил вам! — Тут он повернулся ко мне и сказал: — Спасибо тебе. Действия твои были правильными и целиком отвечают интересам нашей партии.
Я подумал, что после этого мне станет легче, хотя бы настолько, чтобы я мог целиком заняться подготовкой к конференции в Страсбурге, зная, что именно там и будет дан самый решительный бой.
Но я ошибся.
Через несколько дней после инцидента с Даниелем мне позвонил Кеваго.
— У тебя есть время? — спросил он.
— Для тебя всегда найдется, — ответил я.
— Тогда зайди за мной. Когда ты выйдешь?
— Минут через десять.
Когда мы встретились, Кеваго выглядел каким-то чужим и злым. Худое лицо его обезобразила гримаса боли.
— Плохие новости? — спросил я, поздоровавшись.
Он вроде бы немного отошел, в уголках рта даже появилась слабая улыбка.
— Проводи меня, а по дороге я тебе все расскажу.
Мы шли рядом по Тиволигассе, обдуваемые холодным ветром с вершины Шнееберга.
До угла мы дошли, не сказав ни слова. Он молчал, и я не хотел нарушать тишины.
— Ты знаешь Потоцки? — наконец спросил он.
— Еще бы мне не знать этого интригана!
Кеваго кивнул и заметил, что характеристика моя верна. Затем он сообщил, что в кафе неподалеку нас ждут три человека: генерал Бела Кирай — командующий национальной гвардией, Дьердь Хелтаи — секретарь Имре Надя по иностранным делам, и Потоцки.
После этого снова наступила пауза. Я шел и думал: «Что же это за сборище?..» О Кирае я много слышал, и не только как о военном главаре контрреволюции, но и как о достойном ученике полковника Деметера. Мне было известно и то, что при Хорти он женился на дочке Гембеши, а после освобождения страны развелся с ней. Это был отъявленный карьерист. С Хелтаи я до этого никогда не встречался, а уж с Потоцки тем более. Ничего хорошего от этой троицы я, разумеется, не ждал.