Тихая война

— Я новичок, только что приехал. Скажите, куда мне идти, к кому обратиться? — спросил я у молодого мужчины.

Он не проявил ко мне почти никакого интереса. Щуплый, с напоминающим лисью мордочку лицом, незнакомец искоса взглянул на меня. Впоследствии я узнал, что звали его Дьюла Мандачко. На родине он работал портным, потом был официантом, пока не сколотил какую-то артель, где крупно проворовался. Спасаясь от суда, он подался на Запад. Теперь, оглядев меня, он ткнул большим пальцем через плечо в сторону одного из бараков:

— Вторая дверь. Обратитесь к генеральше Матьяши. Ее превосходительство вам все расскажет.

На мой стук дверь открыла пожилая дама и предложила войти.

В небольшой комнатке, где приветливо потрескивала топившаяся чугунная печка, находилась еще одна дама, чуть помоложе.

— Моя племянница, знакомьтесь, — проговорила хозяйка дома. — Садитесь, погрейтесь немного. К сожалению, печки есть только у меня и у фольксдойче, остальные комнаты не отапливаются. — Дама с любопытством осмотрела меня, окинула взглядом с ног до головы. — А кто вы такой, позвольте узнать?

Обстановка явно указывала на то, что госпожа генеральша не принадлежит к числу лидеров венгерской политической эмиграции. Но здесь, в этом барачном лагере, напоминавшем печально известный поселок Валерии в Будапеште, она, несомненно, представляла местную элиту. Понимая, что именно здесь находится очередная ступенька лестницы моего восхождения к верхам, я галантно произнес:

— Ваше превосходительство, прошу разрешения представиться… Сабо Миклош, бывший депутат венгерского парламента.

Услышав эти слова, генеральша просияла. Холодная вежливость на ее лице сменилась выражением искреннего дружелюбия.

— От какой же партии? Мелких хозяев или от крестьянской?

— От первой, с вашего позволения.

— Должна вам заметить, господин депутат, — укоризненно сказала дама, — если бы ваша партия в свое время сомкнулась с нашими бравыми молодцами — военными, застрявшими в Австрии после войны, вам не пришлось бы теперь спасаться бегством. — И уже другим тоном она продолжала: — Отопление есть, но топливо слишком дорогое. А на триста девяносто четыре шиллинга пособия, которое получают беженцы, много не накупишь.

«Подумать только, — ответил я про себя, — эта божья коровка знает больше, чем можно было ожидать. Во всяком случае, ясно, что история с предложением генерала Сюди ей известна». Дама, несомненно, заслуживала большего внимания, чем я определил на первый взгляд. Одна ее фраза о бравых военных напомнила мне о том, что я стою на вражеской земле и в самом безобидном, казалось бы, месте могу угодить в ловушку.

Это послужило мне хорошим уроком. К счастью, произошло это в самом начале моего пути. Я дал себе зарок: нигде и ни с кем не расслабляться, постоянно держать себя в руках.

В прихожей перед кабинетом начальника лагеря сидел дежурный жандарм, вооруженный пистолетом. Его присутствие говорило о том, что в этой обители беглецов в любое время суток, видимо, случаются инциденты, требующие вмешательства властей. Правда, очень скоро я убедился, что эта мера предпринята в целях личной безопасности и защиты австрийских чиновников. Один-единственный страж порядка не мог, конечно, воспрепятствовать частым дракам и случаям поножовщины в лагере, в близлежащих кабачках и просто на улице, а тем более действиям агентов различных иностранных разведок, по дешевке скупавших у беженцев всевозможные документы.

Мне определили комнату и выдали одеяла. Не помню, сколько их было — одно, два или три, слипшихся от грязи.

Комната, в которой стояло шесть железных кроватей, была под стать одеялам. Остывшая чугунная печка зияла пустотой в дальнем углу. Одно из разбитых стекол в окне было заклеено газетой, отчего все помещение походило на личико ребенка, страдающего косоглазием и потому носящего очки с одним стеклышком.

Обитатели комнаты встретили меня молча и неприветливо. Мне с большим трудом все же удалось их разговорить. Спустя некоторое время они оттаяли и рассказали мне кое-что о своем житье-бытье, о жалком положении, о беспросветной лагерной тоске, нищете. У этих людей не было будущего. Мы проговорили почти до утра. Моих соседей, давно оторвавшихся от дома, живо интересовало все, что происходило на родине. К тому же я просто не осмеливался залезть под грязные одеяла. За одну ночь я получил информацию столь обширную, что мог составить себе подробный план действий для достижения поставленной цели даже без помощи заправил политической эмиграции.

Когда за окном забрезжил рассвет, я уже точно знал, что мне делать.

Прямо с утра я побывал в банке, а оттуда направился в бюро радиостанции «Свободная Европа».

— А, господин депутат! Ну, как вы провели свой первый день в свободном мире? — Девицы в приемной встретили меня с повышенным интересом. Разумеется, моя персона заинтересовала их только потому, что я накануне оказался гостем их шефа-американца. Видно, далеко не каждый удостаивался такой чести.

— Отвратительно! — отозвался я, заранее зная, какой последует отклик.