В назначенный день я прибыл в командировку в Восточный Берлин, откуда без разрешения командования выехал в Западный Берлин. Однако на условленном месте ко мне вместо Коханек подошли два неизвестных в штатском и предъявили документы уголовной полиции. Объявив, что я нахожусь на территории какого-то секретного объекта, они предложили поехать вместе с ними. Я растерялся, сел в машину и через несколько минут был в американской военной полиции. Во время допроса, который продолжался шесть часов, американцы заявили мне, что я пойман с поличным, как советский шпион, и если откажусь сотрудничать с ними, то буду отправлен на Запад. Кроме того, они мне сказали, что могут дать сообщение в прессу о моем «добровольном» переходе или же передать меня советским властям как человека, попросившего у американцев политического убежища. В любом варианте могла пострадать моя семья. Я смалодушничал и принял предложение стать их агентом».
Как видим, сопротивлялся он не слишком упорно. Борьбы, в сущности, не было. Поражает та легкость, с которой П. отрекся от всего, чему служил, что составляло его жизнь: от Родины, от армии, от самого себя, даже от своей семьи, о которой как будто заботился.
В своих признаниях П. сообщил:
«После допроса со мной стал говорить американский подполковник Шарнхорст (он же Гарри Гроссман). Извинившись за грубость своих коллег, он сказал, что связь со мной он будет поддерживать через связного».
Спустя недолгое время к П. в Шверин наведался из Берлина гость — весьма преклонного возраста немец. В обратный путь из Шверина к Шарнхорсту старец отправился уже с первым донесением П. — так началось их «сотрудничество».
Иные из читателей, вероятно, недоумевают, почему, вернувшись к себе, П. не доложил немедленно обо всем случившемся? Даже сознавая, что он понес бы наказание, он должен был прийти с повинной. Но малодушие и честность плохо уживаются вместе.
В конце 1957 года П. добился перевода в Берлин, чтобы лично встречаться с Шарнхорстом. И каждый месяц, переодевшись в штатское, П. отправлялся в Западный Берлин. По телефону-автомату он звонил Шарнхорсту: «Вас беспокоит «Макс». Они встречались на улице, и американец увозил его на конспиративную квартиру (Литцензеештрассе, 3). Регулярно П. получал конверт с деньгами — ежемесячную «зарплату» и расписывался в ее получении. Иногда как бы по забывчивости сумма в расписке не указывалась Шарнхорстом — какую-то часть «зарплаты» американский офицер попросту клал к себе в карман. Не скупился Шарнхорст лишь на словесные поощрения: в одном из писем-заданий он подбадривал П.: «Как я Вам часто говорил, большие наши люди всегда высоко ценили Ваши доклады по политическим темам и также об армии. Поэтому они наблюдают Вашу карьеру с большим интересом». Ну что же, с точки зрения самого Шарнхорста и его «больших людей», предательство, если оно оплачивается, ничем не отличается от всякой деловой карьеры.
П. изо всех сил старался оправдать «высокое» мнение о нем. Позднее, сидя в камере, П. признался, что на ежемесячные свидания с Шарнхорстом он ездил почти охотно, ждал их. А впрочем, чему же тут удивляться? — вся его жизнь превратилась теперь в сплошное мучение. П. холодел каждый раз, когда собирался в Западный Берлин, но тот же страх и торопил и гнал его. Шарнхорст — вор, выпивоха и бабник — стал единственным человеком, с которым П. чувствовал себя спокойно и свободно, больше в целом мире у него никого не осталось.
«В апреле 1958 года, — показал затем П., — Шарнхорст познакомил меня с американским разведчиком по кличке Даниил. Это было сделано на случай, если меня откомандируют в Москву. Даниил дал мне номер домашнего телефона в Москве и две условные фразы для вызова его на встречи…»
Даниил и оказался Расселом Лэнжелли, который специально выезжал через Вену в Берлин, чтобы познакомиться с Максом. Вскоре, в конце 1958 года, как П. и предполагал, он был отправлен на родину. Упаковав в чемодан вместе с мыльницей и подарками жене специально подготовленную «аппаратуру» — охотничий нож с полой ручкой и фальшивую катушку для спиннинга, в которых хранились шифровальные блокноты, П. вернулся домой. Некоторое время он жил в Москве, а затем был откомандирован на Урал. Там именно его вторая «служба» и была наконец обнаружена…