Тихие обители. Рассказы о святынях

Затем от отца библиотекаря мы направились прощаться к отцу наместнику. Он подарил нам – как, кажется, и всем вообще паломникам, – по книжечке о Валааме и иконке святых Сергия и Германа и предложил чаю. От нас же он получил только заздравную просфору и искреннюю благодарность. Сидя у него, мы увидели, какое труднейшее послушание берет на себя настоятель: то инок, то богомолец, то работник, то начальствующие монастырские лица постоянно отрывали его от нас. Поистине оправдывается слово Спасителя ученикам: «Кто хочет быть между вами большим, да будет вам слугою» (Мф. 20, 26). И поймешь, почему бывали случаи, когда все старцы отказывались от игуменского жезла, так что приходилось принимать его молодому иноку. Дай, Господи, отцу игумену сил верно пасти словесное стадо!

После обедни мы пошли с прощальным визитом к отцу В. У него готов был чай с лимоном, кажется, и кренделями. За самоваром снова затеяли разговор о монашестве. Отец В. высказал интересные мысли.

– Не тянет ли в мир? – задали мы ему очень нескромный вопрос.

– Нет! – живо и уверенно сказал он.

– Но ведь трудно же бороться с собой?

– Как вам сказать? Пожалуй, было и не особенно трудно. Пришел я сюда лет двадцати восьми. Заставили меня работать целыми сутками. Да еще попал я к хорошему старцу, отцу Никите. Бывало, задаст он нам «пятисотницу», – то есть прочитать пятьсот раз молитву Иисусову, – ну и читаешь ее весь день. Счет-то потеряешь за делом, а думаешь, что все не дочитал еще. Вот и работаешь весь денек с молитвой. После вечернего правила-то придешь в келью и заснешь замертво. Где тут соблазнам и мыслям каким-нибудь?.. А вот теперь сделали меня самостоятельным хозяином позолотной-то мастерской, дали свободу; ну и хуже стало, – трудней бороться-то с собой; сам себе владыка, иной раз без дела; ну, понятно, соблазны стали увеличиваться.

Икона преподобного Назария Валаамского. Фото иерея Максима Массалитина

– Ну а все-таки в мир не хочется возвращаться? Ну хоть во сне, что ли, иногда вообразите себя там?

– Не-е-т! Наоборот: один раз увидел во сне, будто я оставил Валаам и воротился в мир, так вот какая тоска поднялась, что измучился… Просыпаюсь и вижу себя в келье; и так-то уж обрадовался, что это был сон; ну, слава Богу! – вздохнул я свободно.

И все это он передавал без малейшей рисовки, просто и скромно. Я теперь окончательно перешел на его сторону. Что же касается его жизнерадостности, то, кроме писанного об отце E., вспоминаю еще одно место из Григория Богослова: «Все они (иноки) – служители Всемогущего Бога, и каждый из них совершен на особом пути благочестия» (IV, 281).

Во время этого визита в келью вошел отец 3., приглашая нас к себе. Мы с любовью распрощались с отцом В. и отправились к нашему проводнику. Здесь снова был предложен чай, уже третий по счету. Таков уж обычай установился на святой Руси: встречать ли, или провожать, всегда гудит гостеприимно самоварчик. Отказываться было неловко. В это время в келью вошел ризничий отец И. – тоже хороший валаамлянин, теперь вызванный в Благовещенск «строить» монастырь. Он подарил нам по яблоку: чем богат, тем был и рад потешить нас.

Надавав нам благих пожеланий, они наконец отпустили нас. Да уже было время. До отхода парохода оставалось с полчаса. Мы захватили уложенные раньше вещи и пошли к пристани. Там служили напутственный молебен перед часовенкой святых валаамских чудотворцев. Мы присоединились к певчим в последний раз. После молебна подошли к кресту, около лежала тарелка для добровольных пожертвований. Я за все те неисчислимые блага, которые собрал на Валааме, положил всего лишь… гривенник…

По трапу народ уже впускали на пароход. Нас пропустили бесплатно. Дело в том, что если какой-либо богомолец, прожив на Валааме, потрудится на пользу монастыря, то его везут домой даром. А я тоже трудился в пении…

Загудел третий свисток. Трап сняли. Пароход двинулся. Я в это время успел собрать человек пять певцов, и мы вплоть до выхода в открытое озеро пели величания и тропари. Из народа, стоявшего с открытыми головами, кое-кто подтягивал и все молились… Пароход завернул за угол, и монастырь скрылся. Когда мы ехали мимо острова святого Иоанна Предтечи, то я в бинокль все всматривался, – не видно ли было где брата В.; но ничего не разглядел. После, из письма его я узнал, что он выходил; но тоже не разобрал меня.

Пароход бежал быстро. Валаам все удалялся. Скоро на горизонте была лишь синяя полоска. Потом все исчезло. Сзади, спереди и с левого боку было безбрежное пространство…

Так кончилось валаамское житье. На сердце стало тоскливо-тоскливо! Оно заныло, точно кого-то потеряло… Было около двух часов с лишним, а часам к пяти мы были на Коневце.