Переночевав в гостинице, мы отправились часам к восьми утра на пароход. Скоро он тронулся. Шел дождь, начавшийся еще с вечера, поэтому мы сидели в каюте. Но часам к десяти стало теплее, над озером поднялся страшный туман, затем выглянуло солнышко, тучи поредели, и наступила опять хорошая погода. Мы снова выползли на «первоклассную» верхнюю палубу. Там уже сидело несколько человек «из простых».
Воскресенский скит. Валаам. Фото И. Борсученко
Скоро я затеял с соседями разговор. Один из них был кучер, красивый и скромный мужчина, Феодор Иванович, другой – рабочий.
Я поднял вопрос о Валааме, потому что у меня явилась мысль: не односторонни ли мои впечатления о нем? Не видел ли я одну лишь показную сторону? И вот захотелось проверить себя мнениями других, людей непосредственных и откровенных. И каково же было приятно чувствовать, когда все оказались согласны со мной. Все были чрезвычайно довольны Валаамом.
– Ну, что же вам, собственно, больше понравилось?
– Вот хорошо, что службы у них часто, почти постоянно; поют хорошо.
– А ведь братия понравилась?
– Да, уж настоящий монастырь, не так, как другие. Очень они уж приветливы, незнакомый человек я, а они все делают и услуживают. Спрашиваю раз я об одном предмете какого-то монаха; он говорит: «Я не знаю; пойду сейчас справлюсь»; и пошел. Хорошие!
– А природа-то на Валааме какая! – говорю я.
– Уж на что лучше! Красивая! – …Немного помолчали.
– Да… – задумчиво произнес рабочий, – на всю жизнь запомнится это богомолье!
Как видите, и им понравилась служба, пение, братия и природа, – и служба прежде всего! Это знаменательно.
Феодор Иванович молчал все, лишь поддакиваниями и взорами соглашаясь с нами. После я расспросил его, как он попал на Валаам.
– Свихнулся с кругу! – как-то деликатно начал он: – Стал зашибать, сначала понемногу, а потом рублей пятьдесят пропил. С места прогнали. Я все не унимаюсь. То ты в гости пойдешь, то к тебе придут. Ну и трудно удержаться. Вот и думаю, дай, мол, на Валаам поеду; авось, там выдержусь. И поехал.
– Как же ты себя теперь чувствуешь?
– Теперь совсем хорошо. Пить больше не буду. Найду место: трезвому-то враз дадут. Буду опять служить.
От его речей дышало спокойствием и верой в свои силы. Так подействовал Валаам…
На диване около дымовой трубы сидели две женщины и, конечно, уж разговаривали без умолку. Удивляюсь всегда этой способности их; мужчины иной раз молчат, не находя общих тем; женщины же точно их заведут – говорят без умолку. Речь шла о мощах. Говорили о Сергии и Германе, о Сергии Радонежском, о киевских печерских угодниках. Наконец дело дошло до Иерусалима.
– Одна моя знакомая говорила мне, что в Еру-салиме лежат мощи Господни. Как есть, живые и пеленой покрыты.
Рабочий недоверчиво посмотрел на рассказчицу, потом стал неуверенно возражать ей, что Иисус Христос воскрес с телом. При сем оглянулся на меня, ища поддержки. Я, разумеется, подтвердил его слова.
Ну, уж не знаю. А так что моя знакомая говорила: лежат, как живые, и пеленой покрыты. – Но авторитет ее был уже сорван: ей не верили.
…Пароход подходил к Шлиссельбургу. Здесь озеро, стесненное берегами, быстро и могуче выливает свои излишки в Неву. От большого напора воды образуется перекрестное течение. Наша знакомая вспомнила при этом, почему здесь вода крестом течет.
– Так что Петр Великий поехал один раз по озеру: поднялась буря. Он осерчал на озеро-то и хлестнул кнутом крест-накрест по воде; с той самой поры крест так и остался.
Остров Валаам
И такой верой в эту легенду дышало от рассказчицы, что так и хотелось воскликнуть: о, святая простота!
После этих речей я сошел вниз; здесь пришлось выслушать одну грубую и резкую брань «попам». Оратор был, видимо, из босяков.
– У попов самые лихие собаки. Один раз чуть не съели. Сами-то говорят проповеди, а собак знай себе заводят, чтобы нищие не заходили.
И его лживым грубостям долго еще не видно было конца. Я возразил против такого огульного обвинения; но этим лишь подлил масла в огонь. Он еще больше разошелся и стал браниться, поддерживаемый сочувствием пяти-шести молодых людей, всегда готовых поострить насчет ближнего, а особенно – относительно духовенства. Здесь всякое пятно темнее – всякое лыко в строку пишется. Я счел за лучшее отойти.
В другой группе шла почему-то речь о кладбищах.
– Завсегда первого покойника нужно хоронить арестанта; потому как разбойник первый вошел в Царство Небесное, прямо с креста; так, значит, и нам нужно поступать.
О, sancta simplicitas!.. О мудрость богословская!
Скоро показался Петербург… А вот и пристань… Здесь нас встретила таможенная стража; наскоро осмотрели наши корзинки, не привезли ли мы чего запрещенного из-за границы: ведь Валаам относится к Финляндии.
Затем наняли извозчика и снова были в своей академии. Это было уже 24 мая.
Так окончилось наше двенадцатидневное паломничество. Вполне можно сказать: как мало прожито, как много пережито!
Леонид Зуров. Обитель. Псково-Печерский монастырь