Вместо ответа снова раздался стук в дверь, на этот раз более громкий, в нем чувствовалось раздражение того, кто находился по ту сторону.
Глава 28
После разговора с Дианой Карпатский долго не мог сосредоточиться, мысленно постоянно возвращаясь к ее словам о доверии. Не удавалось выбросить из головы и то, как изменился ее тон, когда он сказал, что ему надо подумать, прежде чем отдать ей шкатулку. Карпатский понимал, что в этот момент разочаровал ее. И от этого почему-то было неспокойно на душе. Непривычно неспокойно.
А еще, стоило отвлечься, и он вдруг снова оказывался в своей квартире в предрассветных сумерках и чувствовал, как Диана отчаянно прижимается губами к его губам в надежде на ответ.
В очередной раз тихо выругавшись, Карпатский попытался вчитаться в материалы дела, заботливо распечатанные Соболевым. Фотографии с места преступления ужасали. Даже не звериной жестокостью убийцы, а нереальным сходством с тем, что он видел собственными глазами буквально на днях. А ведь это убийство произошло почти пятнадцать лет назад.
Сколько еще таких? Спрятанных в недрах статистики с пометкой «самоубийство» просто потому, что все случилось в запертой изнутри квартире, или с неверно предъявленными обвинениями, как в этом случае. Карпатский многое повидал за свою жизнь и знал, что родители порой творят с родными детьми страшные вещи, но в виновность Кочергина-старшего не поверил. Его признание, приобщенное к делу, выглядело крайне сомнительно. Никаких подробностей, никаких объяснений. Помутнение рассудка на почве горя и алкоголя – вот и все описание случившегося. Как, чем, зачем – ни на один вопрос ответа нет.
Что показалось действительно интересным в материалах дела – это показания Дмитрия Кочергина, которому тогда было девять лет. Мальчик заявил, что не спал и все видел. Он отрицал виновность отца и ссылался на некоего монстра. У него даже была своя версия того, кто был этим монстром: приятель отца, приходивший на поминки матери.
«Они напились и уснули на кухне, – было записано со слов мальчика, – Злата не стала их будить. Велела ложиться спать. Но я не мог уснуть. Я слышал, как она встала. Какое-то время бродила по квартире, потом снова легла. Наверное, она тоже слышала, как кто-то ходит. Потом кто-то зашел в нашу комнату. Я подумал, что это папин приятель. Он точно не уходил. Я не спал, я бы услышал. Мне стало страшно, и я спрятался под одеялом. Но потом выглянул и увидел монстра. Он был такой высокий и худой, с вытянутой головой. И еще у него были когти. Огромные такие! Я крикнул Злате: «Берегись!», но она не успела убежать. Монстр напал на нее. Я хотел ей помочь, но не мог пошевелиться. Мог только закрыть глаза. Это был не папа! Злату убил монстр! Он притворился другом папы и убил мою сестру. Он приходил и предыдущей ночью, но Злата не пустила его… Ну, кто-то приходил, я не знаю, Злата не открыла дверь, а папа не проснулся, когда он стучал».
Конечно, слова мальчика сочли детской попыткой выгородить отца. Какой-то умный доктор даже дал заключение, что это способ детской психики защититься от ужасной травмы, мол, паренек видел, как родной отец жестоко расправился с его сестрой, и не смог ей помочь, слишком испугавшись. Вот его сознание и породило монстра, ответственного за все случившееся.
Объективно – вполне логично, если смотреть на все с рациональной точки зрения. Вот только даже рациональный мозг Карпатского признавал, что рассказ мальчика дает больше ответов, чем «признание» его отца. Когти монстра – чем не орудие убийства?
И этот «приятель отца», вероятно, приходивший накануне и оставшийся ночевать в ночь убийства, подозрительно хорошо сочетался со странными визитами к Кочергину, к Пановой и к Диане. Только Диана не открыла дверь – и выжила. Как и Злата. Но Злату на следующую ночь все же убили. Никто не приходил, посторонний просто остался на ночь. А к утру его в доме не оказалось, хотя он, по словам мальчика, не уходил. Отец погибшей девушки даже не мог вспомнить, кто это был. Его и не искали, посчитав плодом воображения маленького Димы.
«