Я подумала о старинной книге, которую отдала мне Колетт, в которую были записаны имена любящих друг друга людей из прошлых веков, примеры истинной любви, мимолетной любви, всех типов любви. Имена Ло и Гранта обязательно будут вписаны в эту книгу. Я поняла это в тот самый день, когда впервые увидела их вместе. И не важно, знаю я или нет, какая любовь связывает их или чем закончится их история. Как бы отчаянно Ло ни хотела, чтобы их любовь выдержала испытание временем, преодолела все преграды, стала тем семечком, которое прорастает через трещину в бетоне и продолжает расти вверх, их любовь все-таки не в ее власти и не во власти Гранта.
– Вы только посмотрите на нее! – воскликнула я, войдя в салон и удивляясь округлившемуся животу Мэри.
Она улыбнулась и погладила его.
– Я знаю, он огромный, – сказала Мэри. – Если бы я получала по доллару каждый раз, когда меня спрашивают, не жду ли я двойню, то…
Мэри заправила за ухо длинную золотисто-каштановую прядь и вздохнула.
Я сжала ее руку.
– Я знаю, как тебе было трудно после ухода Илая.
Она кивнула.
– Не стану лгать, это был настоящий ад. Быть беременной и при этом остаться одной, – Мэри вздохнула. – Спасибо Господу, у меня есть Лука.
– Лука?
– Это мой подрядчик, помнишь? – продолжала Мэри, пока я усаживалась в кресло. – Я даже не ожидала, но он стал мне настоящим другом. – Она снова вздохнула. – Я буду скучать по нему.
– Скучать?
Она кивнула, разделяя мои волосы на пряди.
– Перестройка кухни практически завершена. А потом он собирается вернуться в Италию. Его нанял какой-то американский миллионер для ремонта особняка на озере Комо. – Мэри пожала плечами. – Может быть, это Клуни.
В голосе Мэри я почувствовала сожаления и колебания.
– Ты поэтому грустишь?
Она быстро покачала головой.
– Нет, ничего подобного. – Мэри провела расческой по пряди моих волос. – Мне просто не хватает его, вот и все.
Она начала наносить краску на волосы, а я подумала о том, как любовь может либо свалиться на тебя, словно тонна кирпичей, либо коснуться твоего лица, словно перышком.
– Отлично выглядишь, сестренка, – одобрил Флинн, когда мы встретились с ним в ресторанчике «У Бичера» на рынке за поздним ленчем.
Я провела рукой по только что покрашенным волосам и улыбнулась.
– О, спасибо.
Мы оба заказали сэндвичи с дандженесскими крабами под соусом и уселись на скамье, с которой открывался вид на бухту Эллиотт. У наших ног бродили чайки, а мы с удовольствием ели ленч: сладкое крабовое мясо, красный перец, обжаренный на гриле, и веточки укропа между двумя кусками идеально поджаренного хлеба. Рай, иначе не скажешь.
– Помнишь, как мама любила сидеть здесь по утрам с чашкой кофе? – спросил Флинн, вытирая уголки рта салфеткой.
– Да, она сидела вон там и смотрела на бухту, – сказала я, указывая на скамью впереди, занятую в этот момент молодой семьей. Малыш в шортах с гавайским принтом, взвизгивая, кидал кусочки хлеба голодным чайкам. Я смяла бумагу от сэндвича и положила рядом на скамью. – Знаешь, я думаю, что мама так и не оправилась после ухода отца.
Флинн кивнул.
– Согласен.
– Даже когда она была счастлива, – продолжала я, – в ее глазах жила печаль, как будто она все время помнила о нем.
Брат посмотрел на бухту, потом повернулся ко мне.
– Мне знакомо это чувство.
– Что ты имеешь в виду?
– Я говорю о женщине, которая живет в доме напротив, – он потер лоб. – Джейн, я не знаю, как это описать. Я понимаю, что это не имеет никакого смысла. Я до сих пор так и не познакомился с ней, мы ни разу не встречались. Но именно ради нее я просыпаюсь каждое утро, – Флинн улыбнулся. – У нас свой язык. Мы улыбаемся, машем друг другу, мы жестикулируем. Позавчера я написал на листке оберточной бумаги: «Какой ваш любимый цветок?» Она написала ответ на куске картона: «Оранжевые розы». И я купил огромный букет и поставил его возле окна, чтобы она их видела.
Я улыбнулась.
– Ну да, Ло говорила, что ты заходил за оранжевыми розами.
– Они ей понравились, – сказал Флинн. – Она даже улыбнулась, а мне больше ничего и не нужно было. Она редко улыбается. Такое ощущение, что у нее на плечах лежит непосильная ноша. И тот мужчина продолжает к ней приходить. Думаю, он ее бывший приятель. После этих визитов она всегда плачет. Я вижу ее в слезах, и мне не терпится пойти к ней, облегчить ее боль. Я хочу утешить ее, как мне никогда не хотелось утешить ни одну другую женщину. Джейн, это не имеет никакого смысла, но я думаю, что это любовь.
Флинн посмотрел на меня широко раскрытыми глазами.
– Или какая-то форма любви, – с усмешкой ответила я. – Флинн, как ты можешь знать, что любишь ее, если ты ни разу не говорил с ней? Ни разу не прикоснулся к ней?
– Просто знаю, и все.
И в эту минуту я поняла, что Флинн и эта таинственная женщина тоже займут свое место в старинной книге. Между ними восторженная, редкая и сильная любовь.
– Спроси, как ее зовут, – сказала я. – На вашем языке спроси.
– Спрошу, – ответил мой брат.