Тихие воды

Он кивнул, убирая спутавшиеся пряди с ее лица, так нежно, словно эта победа не радовала его и вполовину так сильно, как то, что она рядом с ним, что он может касаться ее, защищать. Словно он боролся не только за место первого человека в стране, но и за нее, за глупую влюбленную актриску. И победил – она здесь, как и говорил маньяк, Марк, так его звали, она теперь не сможет забыть – беззащитная, пришедшая к нему за ответами, за решениями, за руководством, попросившая сама. И он теперь может благосклонно принимать этот дар, а спустя время даже жаловаться шутливо, на то, что эта ноша тяжела. Хотя он жаловаться не стал бы… или Германа она тоже представляет себе неверно? Что вообще она знала о нем, чему верила? Но были его надежные руки, его простые карие глаза, его мягкие прикосновения и жесткие губы, было чудовище внутри него и теперь смутная надежда, что он больше не будет лгать… Неужели ей этого мало?

– И мы не едем никуда? – Мало ей было, мало, какая же она жадная. Но горько стало, что не будет ни солнца, ни моря, ни счастья, ни детей, не будет свободы…

– Теперь я не могу уехать, Ада. Ты ошибаешься, если думаешь, что мой руководит жажда власти, вовсе нет. Просто я люблю нашу страну и хочу навести в ней порядок, я хочу ее благополучия и процветания, а то, что делал и планировал сделать Сайровский, в корне противоречило интересам страны, и тому, ради чего мы работали столько лет.

Ада поняла – амнистия, это только первый звоночек. Может быть, этот противный, гадкий старик хотел перемен, хотел что-то сдвинуть с мертвой точки, хотел изменить Объединенную Евразию, может быть, его предвыборные обещания были не красивыми словами, а настоящими намерениями. Теперь уже не узнать.

– Я хочу снова контролировать ситуацию, иначе начнется политическая возня, грязные игры, и все, во что мы верили, о чем мечтали, будет уничтожено. А ведь и враг не дремлет, и пусть последние годы казались спокойными, кому как не мне знать, что наша страна все еще в опасности.

«Наша страна все еще в опасности» – Ада предчувствовала, он будет видеть опасность до скончания времен. Он создан для того, чтобы оберегать и охранять – от внешних угроз, от внутренних неполадок – следить за тем, чтобы страна не наделала глупостей, даже если глупость продиктована свободным выбором. И он по-настоящему уникальный профессионал, он справится. Глупостей в их прекрасной Евразии больше не будет.

– А как же я?

– Ты уже объявлена умершей. Иначе было нельзя, слишком много людей знало, что ты едешь на встречу с Сайровским. Через некоторое время найдут тело, кто-нибудь тебя опознает. Не беспокойся, тебя не объявят виновной, ты слишком дорога людям. Ты станешь символом всего прекрасного, что может пострадать, если мы допустим… небрежность.

– А как же я? – Она повторила вопрос. – Мне нельзя больше…

– Ада Фрейн умерла. Так что тебе не придется больше сниматься, твоя прежняя жизнь закончилась. Мы выберем тебе новое имя, еще придется немного изменить внешность. Но ты актриса, потрясающе талантливая актриса, и эта роль…

– Какое имя? Какая еще роль?

Он улыбнулся, так светло и тепло, словно мальчишка, подаривший маме цветы, словно ребенок, получивший свою долгожданную железную дорогу. Он ждал этого так долго, она поняла, и вовсе не избалованностью было в нем то его странное отношение к ней в их первую ночь. Это был страх довериться, страх понадеяться, страх, что подразнят и отберут. Но теперь не отберут – нет в мире такой силы, кроме смерти разве что, но, она подозревала, он и смерти так просто ее не отдаст.

– Ну, например… Ева Бельке, первая леди Объединенной Евразии.

– Ева… – Первое библейское имя, конечно же, следом за вторым – как и он превращается из второго человека в стране в первого, берет ее с собой. – Это значит, что…

– Да, я прошу тебя стать моей женой.

Она рассмеялась. Так невозможно, так невероятно все это звучало.

– Меня же узнают!

– Не обязательно. Теперь конечно, тебе придется прекратить общение во всеми своими знакомыми. И придется все же делать что-то с цветом волос, но есть краска, есть линзы, есть пластическая хирургия. Ты можешь сделать себя какой захочешь. И потом люди обычно видят только то, что им показывают. Мы скажем, что ты просто похожа – и никто не станет копать глубже, тем более, что одеваться и вести себя ты станешь совсем по-другому. Ты сегодня родилась заново – для меня.