– Но я не уверена, что люблю его, – и пунцово покраснела. Сайровский продолжал внимательно смотреть, она чувствовала кожей, но потом его взгляд будто смягчился, во всяком случае, ей так показалось – перестало давить тяжелое на склоненную голову.
– Вот как… В чем же дело? Не думайте, что я спрашиваю из праздного любопытства, но сколько лет живу, никак не могу разобраться в этом вопросе. У мужчины есть все, что только можно пожелать, но женщина его не любит. Чего же она хочет, что ей нужно, почему она не отвечает на чувства того, кто этого достоин?..
– Я не знаю, бывает по-разному, но… в моем случае все просто, – она подняла глаза, и тут же снова отвела взгляд, пролепетала. – Просто есть кое-кто еще более достойный, и…
Снова взгляд – словно стреляла по движущимся мишенями, и чувствовала – играет опасно, но лучше так, чем оставаться безвольной марионеткой. К тому же только сказала, почувствовала – он ей не поверит. Решит, что она дрянь, которая для карьеры, для имени, для своего тщеславия взялась играть в эту игру, решит и хорошо, и ладно, это будет льстить, все равно будет льстить его самолюбию. Его пост околдовал его, вот и все. И он так влюблен в свою власть, что ни за что не поверит, что она предпочтет его подчиненного, не первого – второго, а теперь может быть, последнего человека в стране. И чем дальше он от правды, тем лучше, так пусть будет игра, пусть. И он подыгрывал ей – внимательно смотрел, придвигаясь ближе.
– Кого же?
Подумала, придется целоваться. А по углам стоит эта служба охраны, и смотрит, смотрит, и если есть среди них хоть один верный Герману человек, она почему-то была теперь уверена, таких почти не осталось, но если есть – расскажет ему, и вдруг он перестанет ей верить, вдруг решит, что она лгала тогда – ведь она актриса и сама порой не знает, когда выглядит искреннее – когда исповедуется или когда лжет. Чуть отстранилась, улыбаясь – смущенно и лукаво, фирменно. Пусть он думает, что она заманивает его, пусть торжествует победу, считая, что раскусил пустоголовую девчонку.
– Я не могу. Он женат… и…
Сайровский усмехнулся. Мгновение ее сердце колотилось как безумное, она боялась, что он решит додавить, выпытать, и тогда уж точно придется целоваться, и она беспомощно огляделась, показывая глазами на службу охраны. Чувствовала – их он не выставит за дверь, слишком дорожит своей безопасностью, а значит, можно разыграть смущение от необходимости признаваться в присутствии посторонних.
– Нас слышат, – одними губами произнесла она. Он снова усмехнулся, но чуть отпрянул, и она облегченно выдохнула. Дело даже не в поцелуях и признаниях, они были взрослыми людьми, она и Герман, но мысль о том, что он может засомневаться в ней, вызывала ужас.
– Об этом не стоит беспокоиться, они слышат только то, что представляет угрозу для меня, говорят только то, что я им прикажу, и, порой мне кажется, даже дышат только тогда, когда им это позволено. Они великолепно вышколены, абсолютно верны и готовы заботиться о благе страны и… особенно ценных для страны людях. Кстати, вы мне напомнили, – он вернулся к своему чаю, и только тут Ада сообразила, что все это время его колено упиралось в ее бедро. – После сегодняшнего трагического происшествия, я считаю своим долгом – не только как вашего друга, но и как руководителя страны, который должен думать о чаяниях и нуждах своего народа, о том, что этот народ любит и потеря чего станет для него невосполнимой утратой, – Ада мельком удивилась тому, как он умудряется не запутаться в том, что говорит. Так же изъяснялся ее дядя – приходилось напрягать все силы, чтобы не упустить мысль, которую он пытался донести. – Так вот я считаю своим долгом приставить к вам охрану – мне сообщили, что есть серьезные основания считать, что жертвой должны были стать вы, а не несчастная девушка, и, как бы мы ни скорбели об этой утрате, мы должны думать о будущем. Которое без вашего творчества, разумеется, невозможно себе представить. Я говорю вам об этом для того, чтобы вы понимали – это делается не для того, чтобы следить за вами – а многие сейчас стали разделять странную, кощунственную точку зрения, будто служба охраны это шпионы и каратели, вы, я надеюсь, не из таких скептичных натур?
Во время всего его монолога Ада молчала, не делая попытки заговорить, огорошенная этой мыслью. И только под конец выдохнула:
– Нет, конечно, не из таких, я понимаю, но…