«Что, — сказал Резник, — именно то, что мы делаем. Во всяком случае, большинство из нас.
«Ну, — сказала Линн, — если он это сделал — Петерсон, — мы его поймаем».
— Верно, — сказал Резник. — А если он это сделал, то меня интересует, почему.
Тридцать три
«Знаешь, дорогая, — сказала мать Ханны, наполовину отвернувшись от того места, где она занималась заправкой для салата, — может, мне все-таки не пошевелиться?»
Удивленная, Ханна оторвалась от книжного раздела « Санди Таймс ». Ее мать слегка наклонилась вперед и, щурясь поверх очков, отмеряла ложкой необходимое количество малинового уксуса. — Я думал, ты все это просмотрел и решил, что это плохая идея. Этот дом, сад, тебе здесь нравится.
"Да, я знаю." Голос Маргарет был ровным и неубедительным.
Ханна отложила бумагу. — Это не то же самое, не так ли?
"Нет."
Они оба думали об отце Ханны, который был во Франции с Робин, девочкой, когда все началось, студенткой, почти девочкой, намного моложе Ханны. Увлечение, намеки на смертность. Одно из тех малообъяснимых дел, которые вспыхивают и так же внезапно сгорают.
— Вы слышали о нем? — спросила Ханна. — Я имею в виду, недавно.
Это был неправильный вопрос. Гнев боролся со слезами в глазах матери. «Он послал меня… как у него хватило наглости? С какой стати он вообще должен думать, что мне это интересно, я не могу себе представить. Он прислал мне вырезку из газеты или, может быть, из журнала, что-то об этой несчастной книге, которую она якобы написала. Ну, я не знаю, о чем он думал. Как будто от этого все в порядке, как будто она, в конце концов, не просто какая-то дурацкая юбка. Как будто меня волнует, какая… какая она… глупая, глупая…
Ханна скрестила руки на груди, чувствуя напряжение внутри хрупкого жилистого тела матери, твердость мелких костей, мягкость белой, слегка веснушчатой кожи.
«Я не собираюсь плакать».
"Нет."
«Она того не стоит. Ни один из них того не стоит.
"Верно." Ханна думала об Эндрю, ее любовнике-ирландском поэте, о том, как он швырнул ей в лицо свою последнюю измену, как солоноватая вода, и ожидала, что она будет благодарна ему за его открытость и честность. Как она плакала.
— Он не думал, — сказала Ханна. — Он не думал.
"Да, он был. Он думал о ней. Не обо мне. Теперь мы можем поесть, если вы готовы. Боюсь, я забыл купить сыр. Я надеюсь, что все в порядке. я…”
— Мама, — сказала Ханна, целуя ее в макушку, — все в порядке. Все в порядке." Слезы блестят в ее глазах.
После этого он возвращался дважды, Эндрю. Первый раз это было в середине вечера, холодно, в открытом камине горел огонь. Ханна помечала папки, проверяла работы, перечитывала главы о Лидгейте и Доротее из Мидлмарча . Тихо играл первый альбом Мэри Чапин Карпентер; она имела - что? — два бокала вина или было три? У двери дыхание Эндрю колебалось в воздухе; на нем было тонкое пальто, голова была обернута шарфом, как будто он страдал от зубной боли, на руках были перчатки, на груди была прижата бутылка «Бушмиллс». Ханна знала с первого момента, как увидела его, что не должна впускать его: знала, что произойдет, если она это сделает.
Она взяла его шарф и повесила в прихожей, пальто он остался, перчатки куда-то исчезли. — У тебя есть очки? он сказал. А потом, когда они сидели и пили, ощущая слабый запах дыма от огня, мерцающий свет, танцующий в его глазах, — Ну, Ханна, как дела?
Он посадил ее на пол, занавески были лишь частично задернуты, коснувшись ее сначала языком, а потом уже не было времени на любезности, юбка Ханны была задрана, а трусики сдвинуты в сторону, Эндрю держал ее там, каким-то образом зажатой между полом и стулом, его длинный пальто волочилось вокруг них, когда она стонала, и он укусил ее за грудь и проник глубже внутрь, останавливаясь только для того, чтобы развернуть ее и снова толкнуть лицом вперед на стул, руками сжимая ее, себя, не нежно, никогда этого, быстрые глубокие поглаживания и его пальцы, влажные, так далеко у нее во рту, что Ханне показалось, что она наверняка задохнется.
После этого он сидел напротив нее у костра, обнаженный, его гибкий член медленно прижимался к его яйцам, смакуя виски и сигарету, которую он зажег от костра.
— Я скучал по тебе, — сказал он.
Ханна сгорбилась там, подтянув ноги, скрестив руки на груди, чувствуя, как он медленно вытекает из нее, в те моменты невосприимчивая к слезам.
Была, конечно, и другая женщина; ну, их было два, один в Белфасте, один здесь. Он задумался, не жениться ли ему на этот раз на одной из них, положить конец всем этим скитаниям, остепениться. Он написал об этом стихотворение, об этой тоске по очагу и дому, но тогда он это сделает.
Когда в следующий раз он пришел в себя без предупреждения, она заперла перед ним дверь и тут же расхохоталась, не в силах думать ни о чем, кроме удивительно мелодраматической сцены в конце «Наследницы », фильма, который, как она помнила, смотрела со своей матерью одним долгим субботним днем . Хэвилленд запирает Монтгомери Клифта у ее двери. Кто сказал, что искусство не подготовило вас к жизни? Она надеялась, что Эндрю слышит ее смех, когда он уходит.