Тихие выселки

Конь понес галопом. Опять надо было от снежной пыли загораживать лицо. Съехав с горы, оказались почти рядом с фермой, Было видно, как темные фигуры растаскивают большой завал сена. Низовцев повернул рысака прямо к завалу, но Алтынов попросил остановить у сторожки: карандаш забыл.

— Тоже мне, комиссар, — проворчал Низовцев, направляя рысака к сторожке, — основной инструмент забыл.

Из-за угла вынырнул дед Макар. Низовцев кинул ему на руки вожжи:

— Распряги и в конюшню отведи, сенца кинь, только поить погоди.

Дед Макар обиделся:

— Андрей Егорыч, что я, не крестьянин, не знаю, что поить не надобно?

— Это я так, на всякий случай, — успокоил его Низовцев и пошел к завалу.

А навстречу спешил грузный Грошев — и шапку на ходу снял, Никандров вышагивал точно на плацу, частил ногами Князев, догоняя Грошева и Никандрова. Низовцев одобрил малиновских руководителей: на постелях не дрыхнут, спозаранку на ногах, здороваясь с каждым за руку, спросил:

— Точно по распорядку?

— Не мешкаем, — отозвался Грошев.

Посмотрев на часы, Низовцев тронулся ко двору. Он громко здоровался с шедшими навстречу доярками, не всегда узнавая их. У самых ворот встретил женщину в телогрейке, большой темный платок закрывал не только уши, но и лоб. Она держала вилы так, словно собиралась ими кого-то поддеть. «Это же Антонова! Еле узнал», — догадался Низовцев и дружелюбно протянул ей руку.

— Петровна, как они, успехи?

Глаза Маши слегка сузились, остановились на председателе. Она подняла вилы:

— Одну бы раздачку поработали ими, тогда узнали, как они, успехи! Попробуйте.

И протянула вилы. Грошев схватился за черенок, но Низовцев оттолкнул его:

— Погоди! Давай, коли так!

— Андрей Егорыч, шутит же она!

— Нет, не шутит!

Он сбросил пальто и взял вилы. Грошев показал Маше кулак и метнулся следом за председателем. Одной рукой сталкивал сено с завала, а Низовцев, орудуя вилами, отпугивал его:

— Что ты толчешься, на вилы хочешь попасть?

Грошев метался за председателем, упрашивал не поддаваться на провокацию вздорной девчонки.

— Жаль, ты с одной рукой, я тебе тоже вилы всучил бы! — говорил Низовцев.

Голова у него под шапкой вспотела, между лопаток мокро стало. Пока нес сено во двор, было жарко, шел со двора — обдавало холодом. Надо бы пальто надеть, но в нем не повернуться. «Они в одежде работают, привыкли, что ль», — думал он.

Анна покачивала головой, когда встречалась с глазами Маши. Ей самой было нелегко: Трофима отослала подальше от председательского ока, но сожалела, что отослала: Трофим помог бы Низовцеву. Даже Дуся сердито выговорила Маше:

— Что ты наделала, голова садовая! Хоть помогла бы, что ль, а то стоит у кормушек да указывает.

Задав последней корове, Низовцев смахнул пот из-под шапки. Грошев принес ему пальто.

— Оденьтесь, Андрей Егорыч, а то ненароком захолодаете. — И Маше: —Надо же такое сотворить! Ты думала?

— Ничего особого не случилось, — проговорил Низовцев, надевая пальто. Он и вправду боялся простудиться.

Когда они ушли, Маша наклонилась над кормушкой и, подрагивая плечами, беззвучно рассмеялась.

— Ты над чем смеешься, полоумная? — сказала Анна. — От тебя вред сплошняком. В газетке Андрея Его-рыча через тебя наругали. Что ты больно задаешься? Надо ведь председателя унизить.

— Догони, лизни его, — перестав смеяться, зло сказала Маша.

Низовцев шел, наклоня голову. Не то чтобы стыдился шутки, что сыграла с ним Антонова, нет, он, ощущая усталость, думал, как тяжело этой Антоновой, — в день надо руками перетаскать сотню пудов. «Ну, может быть, поменьше, — прикидывал он в уме, — но все равно много, а она не богатырь».

Грошева тяготило молчание, стараясь подладиться под председателя, осторожно начал:

— Все ясно, Антонова тому писаке наговорила, больше некому, за мать мстит, она, Андрей Егорыч…

Низовцев остановился.

— Ты скажи, почему по двору не развозят сено? Проход широкий, лошадь с возом пройдет.

— Свеклу и концентраты складируем в тамбурах — всем близко. Силос развозим.

— Сено не догадались развозить! У меня чтобы с нынешнего дня доярки перестали бегать с вилами за ворота!

Снова пошли. Грошев смотрел под ноги и думал: «Не угодил, теперь к нему на паршивой козе не подъедешь. Хотя постой, надо пригласить его на завтрак».

— Андрей Егорыч, — сказал он, — на тощой желудок делами заниматься не особо гоже, поедемте ко мне завтракать.

Но тут из прохода, что соединял двор с другим новым двором, гурьбой вывалились кузьминские доярки, окружили их; рябая Аксюта взяла Низовцева под руку:

— Пошли, Андрей Егорыч, к нам завтракать.

— А что, Тимофей Антоныч, — оживился Низовцев, — позавтракаем с ними, оно, верно, так лучше будет.

Грошев пожал плечами, как говорится, куда игла, туда и нитка.