Тихий американец

Обычно тихий Пайл в тот вечер был разговорчив. Я слушал его невнимательно, мои мысли были далеко. Я убеждал себя, что в распоряжении Хенга есть другие способы, кроме очевидного, самого жестокого. Но я знал, что на такой войне нет времени для колебаний: используются подручные средства, у французов это напалмовые бомбы, у Хенга – пуля или нож. Слишком поздно я сказал себе, что в судьи не гожусь, что дам Пайлу выговориться, а потом предупрежу его и оставлю ночевать у себя. Сюда они вряд ли пожалуют. Кажется, он рассказывал про свою старую няньку («Она значила для меня больше, чем мама. Какие она пекла пироги с голубикой!»), когда я его перебил:

– Теперь, после того вечера, вы носите револьвер?

– Нет, у нас в представительстве строгое правило…

– Но у вас же особое задание?

– Толку все равно ноль: захотят до меня добраться – доберутся. К тому же я слеп, как крот. В колледже меня прозвали «летучей мышью» – в темноте-то я видел не хуже, чем они. Однажды мы дурачились… – Его снова потянуло на воспоминания. Я повернулся к окну.

Снаружи ждал велорикша. Я подумал, что это не тот, прежний, хотя все они на одно лицо. Возможно, он ждал клиента. Безопаснее всего для Пайла, решил я, будет спрятаться в представительстве. После моего сигнала злоумышленники должны были составить план на вечер, приготовить нападение у моста Да-Као. Мне было невдомек, почему именно там и как это сработало бы: Пайл не так глуп, чтобы выехать на мост после заката, а нашу сторону канала всегда охраняла военная полиция.

– Я все болтаю и болтаю! – воскликнул он. – Сам не знаю, почему этот вечер такой…

– Продолжайте, – кивнул я, – просто я сегодня молчалив. Может, нам отменить ужин?

– Нет, не надо! Мне очень вас недоставало с тех пор, как… в общем…

– С тех пор, как вы спасли мне жизнь, – подсказал я, не сумев скрыть горечь от своего самострела.

– Нет, я имел в виду другое – наши разговоры той ночью. Словно она должна была стать последней. Я много о вас узнал, Томас. Учтите, я с вами не согласен, но для вас, может, это правильно – неучастие… Вы хорошо держались, сохранили нейтралитет даже после того, как вам раздробило ногу.

– Всегда наступает переломный момент, – возразил я. – Под влиянием чувств…

– Вы его пока не достигли. И сомневаюсь, что когда-нибудь достигнете. Я тоже вряд ли изменюсь – разве что когда умру, – оживленно добавил Пайл.

– А сегодняшнее утро? Разве такие события не меняют взгляды?

– Это были просто военные потери. Жаль, конечно, но порой бывает, что промахиваешься по цели. Во всяком случае, они погибли ради правого дела.

– Сказали бы вы то же самое, если бы в их число попала ваша старая няня с ее голубичным пирогом?

Пайл проигнорировал подсказку.

– Можно даже сказать, что они умерли за демократию.

– Не знаю, как перевести это на вьетнамский.

Я вдруг почувствовал сильную усталость. Мне захотелось, чтобы он скорее ушел – и умер. После этого я бы начал жизнь заново – с точки, предшествовавшей его появлению.

– Вы никогда не начнете принимать меня всерьез, да, Томас? – пожаловался Пайл с той веселостью школьника, которую, казалось, припас именно на этот вечер. – Знаете, что? Фуонг пошла в кино. Как насчет того, чтобы провести вместе вечер? Все равно мне сейчас нечем заняться. – Казалось, что-то извне заставляло его выбирать такие слова, чтобы лишить меня любых оправданий. – Поехали в «Шале»? – не унимался он. – Я там не был с того вечера. Кормят не хуже, чем в «Старой мельнице», зато играет музыка.

– Мне не хочется вспоминать тот вечер, – пробурчал я.

– Простите, Томас, порой я становлюсь дурак дураком. Тогда китайский ужин в Чолоне?

– Его надо заказывать заранее. Вы боитесь «Старой мельницы», Пайл? Там надежная решетка, на мосту всегда стоит полиция. Вы же не поедете сдуру по мосту?

– Дело не в этом. Просто я подумал, что было бы хорошо удлинить наш совместный вечер.

Пайл случайно опрокинул свою рюмку, она упала на пол и разбилась.

– На счастье, – пробормотал он. – Извините, Томас.

Я стал собирать осколки и складывать их в пепельницу.

– Что скажете, Томас? – Битое стекло напомнило мне про бутылки в «Павильоне», изливавшие на пол свое содержимое. – Я предупредил Фуонг, что могу задержаться с вами.

Это слово – «предупредил» – он выбрал неудачно. Я подобрал последний осколок.

– У меня встреча в «Мажестик», – произнес я. – До девяти я занят.

– Что ж, придется вернуться на работу. Всегда боюсь, что меня там перехватят и задержат.

Невредно было предоставить ему последний шанс.

– Не бойтесь опоздать, – сказал я. – Если вас задержат, загляните потом сюда. Если не приедете ужинать, я вернусь домой к десяти и дождусь вас.

– Я дам вам знать…

– Не надо. Просто поезжайте в «Старую мельницу», нет – встретимся здесь. – Я передоверял решение Тому, в Кого не верил: вмешается, если пожелает. Телеграмма у Пайла на столе, вызов к посланнику… Если Он существует, то способен изменять будущее. – Все, ступайте, Пайл. У меня еще дела.

Со странным изнеможением я слышал, как уходит он и как стучит когтями по полу его собака.

III