- Талантливо и современно: красиво описать зло и обесцветить добро... Бомж не ходил по монастырям, не молился в святых местах, а светлой душой - почувствовал сатанинское зло и неприятие его, а наш Андрей, "верующий человек" - потянулся душой к зверю и даже почувствовал родство душ, желая назвать его другом.
Очень странный психологический пируэт, если учесть, что в духовном мире: добро стремится к добру, как зло ко злу. Не стоит размывать понятия добра и зла, за этим духовная бездна. Зло - некрасиво, даже безобразно! (только прячется за красивой мишурой, стряхни и... мерзость). Зверь в человеке - духовная повреждённость! Одержимость! Сегодня, вокруг, так много мрака, что до боли хочется света! Не заигрывайте со злом! Для любителей света, рекомендую завести себе собачку, вот уж добрые и верные существа. Это вам не зверь.
- Тебя, дочка, Таней, кажется, зовут? - прохрипел дед. - Танюша, прости, но в наших православных кругах женщинам не позволительно так себя вести.
- Это как же?! - воскликнула Таня.
- Ну там, чтобы мужчин богословию учить - у нас для этого священник в церкви имеется, к нему и ходим. А женщина должна при мужчинах молчать и слушать. Вот на нашу Маринку посмотри - она ведёт себя правильно.
- Это, та самая Марина, которая мужиков за деньги обслуживает? - резко бросила Татьяна. - У нее прикажете учиться примерному поведению?
- Я уже давно не "мужиков обслуживаю", а детей в детском саду воспитываю, - чуть не шепотом сказала Марина. - Я, между прочим, педагогический лицей с отличием закончила.
- Не смей оправдываться перед этой... прости Господи, непрошенной гостьей, - прорычал Назарыч, повернулся к Татьяне и, снизив тон, сказал: - Знаешь, дочка, я прожил большую жизнь, у меня было много женщин, но Марина из всех знакомых - самая добрая, самая кроткая и самая заботливая. Она за всё время ни разу не повысила голос, никому не сказала злого слова, никого не обидела. А ты и полчаса тут не пробыла, а уже Андрея оскорбила, и мужиков взялась Закону Божиему учить, и нашу Мариночку обидела. Тебе не стыдно? Тебе не страшно? Ты что не знаешь, что блудницы и разбойники вперед фарисеев и законников в Царствие Божие идут?
- Я не поняла, Андрей, ты-то что молчишь! - снова взвизгнула Татьяна. - Почему позволяешь оскорблять свою невесту?
- Знаешь, просто любуюсь на своих соседей. - Я с полупоклоном оглядел присутствующих. - На твоем нынешнем фоне они засияли, как бриллианты. Спасибо вам, друзья! - Повернулся к Тане и уже вполне спокойно сказал: - Я что-то не понял, кто тут моя невеста? Я что, у тебя руки просил? Скорей, этого Марина дождется, чем ты. Она у нас, действительно, прекрасная женщина - смиренная, кроткая, добрая, заботливая. А тебя, прости, сюда никто в гости не звал. Так что...
- Да вы тут совсем с ума сошли! - взвизгнула Таня. - Все! Ноги моей здесь не будет!
- Слава Богу! - раздался за её удаляющейся спиной единодушный вздох облегчения.
- Слышь, Андрей, - кашлянув, смущенно просипел Назарыч, - я того... не переборщил?
- Нет, старина, в самый раз, - успокоил я деда. - А вот моего Старого Друга надо бы предупредить. Думаю, он и не предполагал, какой зверь сидит в этой с виду ласковой дамочке.
- Послушай, дед, - прервал своё молчание Никита, - где это ты успел набраться такого крутого богословия? Я сейчас прямо не успевал записывать, так понравилось. - Он тряхнул блокнотом.
- Да у вас с Андреем и набрался. Еще в тюремной церкви алтарником ... У меня, слава Богу, память неплохая. Да еще с вашей подачи стал к отцу Сергию в нашу церковь ходить. Вот, что я вам скажу: правильный он человек!
- Марина, - сказал я, глянув на притихшую соседку, - ты прости меня за Таню. Я никогда ее такой не видел. Хоть знаю ее со школы. А ты, что на самом деле уже в детсад устроилась?
- Да, устроилась, - сказала девушка, подняв влажные глаза, готовые прыснуть слезами.
- А как тебе удалось разделаться с прежней работой?
- Никита помог. Он из-за меня с "крышей" встречался, даже деньги отступные заплатил. Спасибо тебе, Никита.
- Да брось, Марин, - смутился Никита. - Пустяки.
- А хорошие соседи у меня! - пробурчал я под нос. - Просто замечательные.
Застрявшие в семидесятых