На месте преступления делать нам особо было нечего. Мы взяли с собой только наши фотографии, флешку от ноутбука и пачку исписанной бумаги. Квартира удивила неестественной чистотой, на меня от такого порядка даже зевота напала. Как же в сущности скучно жилось этому чистильщику. Судя по толстой пачке паспортов, аккуратной стопкой лежащей в открытом штатным медвежатником сейфе, настоящего имени его нам узнать так и не придется. Да и нужно ли? Никита уже знал, кто заказал чистильщику его персону. Конечно, Вадим, сынок криминального авторитета. А кто заказал меня, и так было известно - деревенские рейдеры. Их тоже можно понять: они обокрали "человека из центра", который наверняка в столице имеет связи в силовых структурах и вполне способен вернуть награбленное. Откуда им знать, что я вполне доволен освобождением из той тюрьмы, которую представляет из себя нынешний российский бизнес.
Только мы заняли места в салоне автомобиля, только Никита заботливо включил двигатель для прогрева, как к подъезду, который мы только что покинули, подкатили автомобили с мигалками на крыше. Следственная группа прокуратуры. Водитель тронул свой патриотический УАЗ с либеральными немецким двигателем и английскими шинами и, видимо, чтобы отвлечься от мыслей о судьбе и роке, включил магнитолу. Раздался оцифрованный звук, напоминающий звериный стон, потом забарабанил по ушам и по груди ударник с вполне узнаваемым жестким тембром и, наконец, вступил хрипловатый меланхоличный баритон Вячеслава Геннадьевича:
Я смотрю в темноту, я вижу огни.
Это где-то в степи полыхает пожар.
Я вижу огни, вижу пламя костров.
Это значит, что здесь скрывается зверь.
Моё сознание отключило все иные звуки, и я весь погрузился в смысл песни, написанной Бутусовым, как известно, на балконе, при созерцании огней ночного Питера. А эти слова просто обожгли:
Я смотрю в темноту, я вижу огни,
Это значит, где-то здесь скрывается зверь.
Он, я знаю, не спит, слишком сильная боль,
Всё горит, всё кипит, пылает огонь.
Я даже знаю, как болит у зверя в груди,
Он ревёт, он хрипит, мне знаком этот крик.
- Да кто мы такие, чтобы ненавидеть! - вырвалось у меня из груди, из центра такой знакомой звериной боли. - Все мы одинаковы, все звери! Чем лучше я этого чистильщика!
- Ты что это? - Резко повернулся ко мне водитель, праздновавший триумф.
- Давай, на дорогу смотри, - проворчал я. - Почитаю, что он там написал, а потом доложу свои наблюдения. Ладно?
- Да ладно, только ты это... близко к сердцу не бери.
Дома я подключил флешку к своему лэптопу, просмотрел бухгалтерию. Всё просто и ясно - имена, адреса, суммы в евро и срок исполнения. Кажется, чистильщик не очень-то шифровался, может, он хотел и ожидал своего разоблачения. Даже не удосужился закрыть паролем убийственную информацию. Впрочем, сегодня подобрать самый замысловатый пароль - дело нескольких минут. И все же...
Помнится, в разговоре со мной в кафе он признался, что вроде бы наивная мечта Остапа Бендера о миллионах жителей Рио-де-Жанейро в белых штанах и роскошных витринах авенидо Атлантика глубоко засела в его сознании, он принял ее за собственную мечту и самым серьезным образом собирался закончить свою жизнь на белом песочке пляжа Копакабана. Он даже присмотрел для себя в интернете студию из двух комнат с видом на море "всего за какие-то триста тысяч евро". Судя по количеству оплаченных заказов, он вполне мог позволить себе это. Только не мог не знать чистильщик, что вряд ли ему удалось бы долго нежиться на морском песочке, длинные руки наших спецслужб дотянулись бы до его загоревшего тела и обязательно бы сделали в бронзовой коже несколько отверстий, просто чтобы другим неповадно было. Значит, не желание покоя и неги гнали чистильщика на край пропасти, а нечто другое.
Моя рука помимо воли открыла папку и поднесла к глазам несколько листов с текстом, распечатанным на принтере - все пронумерованы. Чуть ли не каждый день он сочинял письма всего двум адресатам: матери и невесте. Он подробно описывал свои чувства, мысли, погоду, настроение и каждый раз обещал: разлука скоро закончится, и они опять будут жить вместе, в любви и счастье. Я зачитался, чистильщик обладал талантом, чувствовалась начитанность - он часто цитировал книги, которые ему понравились. Он глубоко чувствовал настроение людей, видел в них скрытые страсти и готовность к предательству. Самое удивительное - он ни к кому не испытывал ненависти, даже к врагам. К своей работе наемного убийцы относился без отвращения, к жертвам - примерно, как сжигатель мусора - к отбросам, как патологоанатом - к человеческим останкам, как тюремщик - к заключенным.