Тихий Дон Кихот

Он будто бы продолжал когда-то начатый между ними разговор, хотя эти слова были универсальны и годились быть вставкой и случайного разговора прохожих, и русского пьяного спора, и оговоркой диктора телевидения, и даже эпиграфом научного трактата ее мнимого отца. С этих слов все начиналось, они никуда не исчезали, не забывались, они всегда подразумевались за любой бытовой мелочью.

— Ты простишь меня? — спросила Аня, узнавая зверя.

— Я велю тебе так поступить, — ответил он. — Ты почему-то думаешь, что все на этом заканчивается, а на самом деле это будет еще длиться и длиться. Все мы приговорены к вечному возвращению. Вот в чем трагедия, а не в воображаемом конце всего. Как тут не отчаяться, не разувериться? Только любовью, только любовью…

Аня пыталась говорить с ним, задавала какие-то вопросы, но в ответ слышала уже только последнюю фразу, которую уже почти заглушал шум дороги.

— Совсем уже ослепла! Ты куда едешь, фифа?! — сердито крикнул ей водитель «газели», наклоняясь через свою испуганную пассажирку в синем рабочем халате.

— Еду сдавать своего мужа, — спокойно сказала ему Аня в открытое окно.

Злобный водитель дернул руль, «газель» отпрянула от Аниного «Фольксвагена», точно он толкнул ее бортом, и умчалась вперед.

— Все правильно, — сказала Аня ей вслед. — Я люблю и, значит, права. Если есть любовь, то нет сомнений, предательства, смерти тоже нет. Все живо, все реально существует. И рыцари, и Дульсинея живы. А рукописи не горят. Это уж точно проверено…

Добраться до «Пионерской» — всего-то проехать через Коломяги, вниз по горке, а там рукой подать. Это был самый объезженный Аней участок дороги. Вот только на подъезде к проспекту Испытателей Аня обнаружила, что ей как-то непривычно нажимать на педаль. На перекрестке она взглянула на ноги и обнаружила, что сидит в тапочках.

Места для парковки рядом со станцией метро, конечно, не оказалось. Пришлось проехать в ближайший двор. А с ее-то опытом вождения на эти маневры ушли все десять минут.

Санчо топтался у бронзовых пионеров и озирался, пытаясь рассмотреть в толпе Аню. Металлические дети вот уже четверть века весело бежали за металлической лошадкой. Их тощие, вытянутые, как у Барби, фигурки были устремлены в светлое стабильное будущее развитого социализма.

Аня возникла позади Николая и сразу потащила его вон из толпы. Когда они удалились от толкотни и шума за угол, она принялась выкладывать Санчо всю историю. Она рассказала и про разваленное дело Горобца. И про «учеников» Корнилова, про загадочную юридическую фирму и покупку джипа. Про наезд на вдову Перейкина. Про то, как они спрятали ее у Аниных родителей. И про то, что у Корнилова в «Шаолине» творятся ужасные дела.

— Эти оборотни, которые пытались получить с тебя деньги… Ты же говорил, как их зовут. Ну, Ропшин и Митрофанов. Я запомнила. Да? Они были среди Мишиных «гостей». Вот ты рассказал ему — а он их потом у себя в ангаре чуть не убил. Их избивали, Коля! И спрятали куда-то, чтобы они всех не выдали.

— Анечка! Ну, успокойся, пожалуйста! — уговаривал ее Санчук. — Надо разобраться, понимаешь… Разобраться. Ведь Корнилову ты навредить не хочешь? Ты пойми, тут главное — его спасти.

— Коля! Не успокаивай меня! Я тебе еще не все сказала. Не Корнилова спасать надо, а моих. На Перейкину-то, наверное, тоже его шакалы наезжали. А он ее от них же спрятал. А теперь им нужны деньги, чтобы тех двоих отмазать. Так он ее сдает! Понимаешь?

— Кого «ее»? — не понял Санчук.

— Да, Боже мой! Свету! Перейкину! А у нее мальчишка маленький, и родители мои там. А я слышала утром — он сказал, что знает, где она прячется. Что сегодня все и решится! Надо же ее перепрятать!

— Подожди, подожди… Не ее перепрятывать нужно, Аня. А оборотней этих брать на месте. Раз мы знаем, что они там будут, значит, их можно взять. Вот только Корнилов…

— Ну что Корнилов? — нетерпеливо спросила Аня.

— Ты сама что, не понимаешь? — медленно сказал Санчук. — Ты же его так сдаешь. Его же посадят, милая ты моя. Разве ты этого хочешь?

Аня остановилась и посмотрела куда-то поверх санчиного плеча. Взгляд ее был таким направленным, что Санчо оглянулся. Но когда он, не увидев сзади никого, посмотрел опять на Аню, то поймал только обрывок ее шепота, обращенного явно не к нему.

— «Любовью»? — не понял Санчо. — Что «любовью»? Ты твердо все решила?

Она кивнула уверенно, послав Коле один из тех женских взглядов, которые мужчины хранят всю жизнь, а в самом конце пути перебирают в памяти, как самое дорогое. Но тут же Аня спряталась за обыкновенные бабьи слова, и прекрасное видение исчезло.

— Боже мой… Коля… Ну не знаю я, что мне делать. Закрыть на все глаза и ждать? Смириться и быть кроткой женой? А Света? Главное, ее отец Макарий на нас вывел. Представляешь? Попала, как кур во щи.

— А Корнилов где, говоришь? — прищурился Санчо.

— На работу поехал. Только на какую?