— Видал таких? — спросил он у Леонтия, шагнув мимо него в кузню.
— Двух коньков перековать надоть, — обратился Кирилл без предисловия к Тихону. — Перекуешь, что ль, сусед, а? — и ухмыльнулся, потянув себя за смолевой ус, сдвинул барашковую шапку со лба, остановился у наковальни в ожидании.
Тихон, заканчивая поделку, коротко бросил: «Счас» — и продолжал свое дело. Потом, охладив удила в воде, зажал мундштук в тисках, обточил напильником, подал Леонтию:
— Держи. Катайся на своем норовистом Сивке еще хоть двадцать годов.
Леонтий, будто боясь ожечься, с опаской принял теплые еще удила, сунул в карман.
— А заплатить-то сколь тебе, Тиша?
— Ладно, дядь Леонтий, потом, — махнул рукой Тихон и шагнул к двери, — посля, на том свете угольками отдашь. Мне ведь и там, наверно, ковать придется.
Леонтию такой ответ не в диковинку.
— Ну, дай бог тебе здоровья, коль так, — кивнул он головой вслед кузнецу, уже выходившему за Кириллом в низкую дверь.
— Эт откуда ж такие черти? — ахнул Тихон, глянув на коней. — Чьи они?
— Да вот знакомый в город ведет, на базар. Дорога дальняя, передки хлябать зачали, — словно бы нехотя ответил Кирилл.
Спутник его молчал, видимо, не умея говорить по-русски, стрелял прищуренными глазами по собеседникам.
— Ну и лошадушки! Ну и коньки! — восторгался Тихон, ощупывая и охлопывая диковинных тяжеловозов. — Эти, знать, поухватистее твого Сивки будут, дядь Леонтий. Да и помоложе годков на десять.
— Глянутся? — осклабился Кирилл Платонович, потянув двумя пальцами за кончик своей смолевой, клинышком бороды. — А ты купи одного, Тихон Михалыч, купи! На базар ведь ведет. Я уж одного взял.
— Какого? — вгорячах вырвалось у Тихона.
— Да любого: одинаковые они. Любого выбирай!
Тихон, однако, осекся, ровно ерша проглотил. Потянул было за повод к станку того, возле которого стоял, но хозяин удержал кузнеца, лопоча что-то по-своему.
— В станок их не надоть, — пояснил Кирилл. — Смиренные они и умные. На руках куются.
Тихон взял коня за щетку, тот послушно поднял переднюю ногу, круто согнув ее в колене. Потянул кузнец подкову, попробовал сшевельнуть — сидит мертво, как влитая… Принес из кузни специальный переносной верстачок, вроде скамеечки, с ковочным инструментом, проверил по-настоящему и из восьми нашел лишь одну подкову не в порядке. За нее и принялся. Не ковать привели, показать.
А Кирилл не отступал:
— Ну, будешь, что ль, брать-то? Вон хоть ентого, какого куешь?
— Да вы ведь и цену заломите небось как за пару, а то и за тройку, — неуверенно отнекивался Тихон, а глаза так и горели от жгучего желания завладеть таким конем. Подкова у него, что твой калач величиной, а грудь шириной в аршин. В хомут с этакого коня худая беспородная кляча целиком проскочит. Да ведь свяжись с ним, с ухабакой, не рад будешь. Ворованные небось коньки-то.
Кирилл, как по книге, читал в глазах простодушного Тихона: и восторг, и желание иметь такого коня, и смутную боязнь подвоха.
— Не дороже денег просит. Восемьдесят, говорит, за семьдесят отдаст… Ну, хватай, пока горячо! Уведет счас — жалеть будешь.
— За тридцать — сорок рублей на базаре хорошую лошадь купить можно, — возразил было Тихон, приложив раскаленную подкову к копыту и отворачиваясь от едкого густого бело-желтого дыма. Татарин, державший ногу коня, закашлялся, хватив этого смрада.
— Вот и купи за сорок такого… Эх, Тихон, Тихон! — Глаза у Кирилла сузились, вроде из них жальца змеиные выныривают, а между смолью усов и бородой сверкнули белые ровные зубы. Хохотнул зло. — Сознайся уж лучше: трусишь ты, трусишь у его покупать, оттого что я рядом. У одного его купил бы, если б не я.
Тихон, зло пошвыркивая носом, как от большой простуды, бросил подкову в снег, она свирепо зашипела, взмахнув клубами пара.
— А ведь дело-то чисто, ей-богу, чисто! Вот хоть на кресте поклянусь, — раззадоривал Кирилл. Он что-то сказал хозяину коней по-татарски, тот полез за пазуху бешмета, придерживая на своем колене ногу коня, достал бумагу. Выхватив ее у татарина, Кирилл тряхнул ею под носом у Тихона, прилаживавшего подкову, чтобы вбить первый гвоздь. — Гляди, ну гляди ты — настоящая расписка на право собственности. Все честь по чину — печать, роспись… И написано-то по-русски, русским языком, гляди! И кличка тут прописана — Бурлак этот конь, восьмой год ему. Боитесь вы суседа, как черти ладана…
И тут в глазах Тихона взметнулись такие неуемные бесенята, так резко он отдернул молоток и выпрямился, что Кирилл и Леонтий от неожиданности попятились назад, а Тихон, сдерживая себя, глухо бросил:
— Перестань екать голяшками-то: не перед Василисой! — и снова нагнулся над широченным копытом. — Может, я его уж купил в душе-то… С батюшкой посоветовать надоть.
— Ну, посоветуй, посоветуй, — как-то неуверенно сказал Кирилл, оправляясь от мимолетной робости. И в то же время в словах этих послышалась вроде бы угроза, будто далекий летний гром пророкотал над стогометами.
Леонтий Шлыков, почуяв неладное, бочком-бочком отошел от кузни и зашагал восвояси.