Тихий гром. Книги первая и вторая

Вбив последний гвоздь, Тихон взял со скамеечки щипцы, обкусал ими торчащие из копыта концы гвоздей, изворачивая каждый поперек, заправил их и, пройдясь вокруг рашпилем, заторопился:

— Все. Того ведите к себе, а этого я поведу домой. Согласятся наши за семьдесят рублей взять — деньги принесу, не согласятся — коня приведу… Расписку-то дай-ка сюда.

Татарин с Кириллом вдвоем взгромоздились на просторную спину одного коня и ноги на одну сторону свесили, словно на печи уселись. Они не стали ждать, пока Тихон унесет инструмент, запрет кузню и тоже верхом поедет домой. Бурлак под ним вышагивал ровно, надежно, слушался малейшего движения повода. И оттого, что эта живая гора, эта огромная силища была так послушна, Тихона приподнимало от радости. Словно не на коне он ехал, а плыл по воздуху на мягких крыльях, блаженно покачиваясь.

Во дворе встретил его старший брат Мирон и, узнав о случившемся, хотел было позвать деда Михайлу, но тот сам уже осторожно ступал по скрипучим сходцам неизменными своими опорками, щупая впереди себя клюкой. Полы старенькой облезлой шубенки не запахнуты, у шапки одно ухо поднято, и оттого здорово смахивал он на огородное пугало. Шаркая подошвами по чисто выметенному, чуть притаявшему двору, подошел к сыновьям, протянул вперед руку, стараясь нащупать коня.

— Ну-кось, кого эт вы тут привели? Бабы в окошку увидали, ажник напужались… Злой он, сердитый?

— Да нет, батюшка, смиренный, как телок. — Тихон взял слепого за руку, давая ему возможность дотянуться до холки коня.

Дед молча ощупал плечо тяжеловеса, грудь, попытался охватить шею. Отступил на шаг, значительно покашлял, дослушивая рассказ Тихона о Кирилле Платоновиче.

— Эдакого, знать-то, не доводилось мне видеть. Вот разве у барского управляющего как-то недолго пара таких была… Да нет, те, кажись, послабже будут…

Дед еще раз, для верности, ощупал коня, не дрогнувшего даже мускулом, погладил, опять отошел и, подняв лицо, таращил мутные глаза, словно стараясь разглядеть диковину.

— Ишь ты, как статуй, стоит, не шелохнется.

Дед сложил морщинистые, темные руки на клюшке. Задумался.

— Стал быть, купить, говоришь? — и понизил голос до полушепота. — А ну как он, петля бесшабашная, под монастырь нас с коньком этим? Греха не оберешься!

— Клянется, ухабака, божится, что все тут чисто, — разъяснил Тихон. — Расписка вот форменная у их есть. С печатью. Может, на этот раз без обману?

— А може, вот чего, ребяты, удоволить его, купить конягу… — как великую тайну открыл дед и погладил мягкую бороду. — Може, успокоится он, перестанет висеть над нами коршуном, а?

— Купить, да и шабаш, — подвел итог Мирон. — А там чего уж будет. — Ему тоже не хотелось расставаться с красавцем конем.

На том и порешили. Однако дед заметил:

— А ты, Тиша, цепочку ему покрепче справь да замок понадежней. А то ведь во двор-то к нам он пущает его за немалую денежку, а уводить коль соберется — платить не станет… — И, троекратно перекрестив новокупку, громко и весело сказал: — С богом!

Мирон повел Бурлака в конюшню. За ним увязались вездесущие ребятишки. А дед с Тихоном пошли за деньгами. В полутемной каморке дед, не раздеваясь, отвязал от пояса ключ, присел к сундучку напротив кровати и, отомкнув его, откуда-то со дна извлек пожелтевшую холстину, в которой были завернуты деньги. Развертывал Михайла эту холстину не торопясь, торжественно, будто совершал великой значимости таинственный обряд. Вывернул деньги, начал их считать, дотошно ощупывая каждый билет и точно оценивая его достоинство.

Много лет уж наблюдал Тихон вот такой отсчет денег и не переставал дивиться тому, как совершенно слепой отец безошибочно на ощупь определял достоинство каждого билета. Красненькая десятка — куда ни шло — длиннее всех почти на полвершка и пошире изрядно. Светло-коричневый рубль — тот уже всех намного и покороче всех. Тоже диво не больно великое. А вот как он ухитряется зеленую трешку с синей пятеркой не перепутать — этого никак не понять, зрячие да неграмотные только по цвету и различают их. Шириной они — ровнехонькие, как одним ножом враз обрезаны, а длина пятерки побольше едва ли на ширину подковного гвоздя будет. Как же их распознать слепому? И ведь не меряет, не сравнивает вроде бы ни с чем, а просто так — внимательно ощупает, положит в кучку и дальше ведет счет.

Отсчитав ровно семьдесят рублей, дед подал их Тихону, спросил:

— Так, что ль, я отсчитал-то?

— Так, батюшка. Точно.

— Экую кучищу отвалили! А ведь у нас и за лес уплатить не станет. Ничего не остается в тряпице-то.

— Займем, батюшка, да доймем, — полушутя успокоил его Тихон и пошел рассчитываться за Бурлака.

9

Крохотная заимка Зеленая прилепилась на спуске к Зеленому логу в голой степи, верстах в пяти от хутора Лебедевского. Ребята и девки с Зеленой постоянно бывали на вечерках у хуторян, многие переженились, и семьи их давно состояли в родстве, так что заимка эта со временем сделалась как бы частью хутора.