Тихий гром. Книги первая и вторая

Стянув с потной головы шапку и опершись на дверной косяк, Степка глядел на Вальку, сидевшую на деревянном диване за столом. Она доставала из чугуна холодную картошку, ловко и моментально снимала с нее шкурку и вдруг побелевшую картошину бросала в деревянную чашку, стоявшую тут же на столе. С краю на клетчатой зеленой клеенке под руками у нее поднялась горка кожурок. Степка знал, что Валька верховодит над братьями, а когда и поколачивает их. Вон она какая сидит, королевна! Лицо у нее — кровь с молоком, а косища темно-русая во всю спину, еще и на диване конец четверти в две подвернулся. Сказывают, в деда она такая здоровенная, а ребятишки, братья ее, так себе — заморыши, особенно Ромка, хилый какой-то. Его даже Ванька одолевает.

Стакнувшись, ребята как ни в чем не бывало разошлись. Ромка полез на диван в угол, да так смиренно — сроду не догадаешься, что это коварный заход с тылу. А Ванька тем временем, прихватив подвернувшийся тут же под вешалкой чей-то башмак, пошел на сестру спереди. И только она успела отшибить башмак — сзади Ромка навалился. Хотела Валька им заняться, да не успела — опять по ней башмак походил. Вскочила и двинулась на Ваньку, а Ромка успел навернуть Валькину косу на кулак и повис сзади на ней.

— Да отвяжитесь вы, черти! — взмолилась Валька. — Не буду вас больше трогать!

— Вот она, объединенная-то сила, — весело сказал Виктор Иванович, входя в избу и глядя на покоренную Валентину, — любую солому ломит.

За ним ввалились через порог мужиков пять.

Братья отскочили от Вальки на почтительное расстояние.

— Видала? — в азарте спросил Ванька. — Ты нас по одному лучше не трожь! А коли будет охота побить, так колоти сразу обоих…

Мужики, столпившись у самого порога, загородили Степку — не вздохнуть, не охнуть. Передний мужик, сняв шапку и сунув ее под мышку, отыскивал в углу над столом божницу, зыркая колючими глазами из-под лохматых бровей и оглаживая окладистую русую бороду. Отыскав наконец крохотную, еле заметную иконку, размашисто перекрестился и низко поклонился.

Валька в момент уволокла на залавок чугунок и деревянную чашку, смела тряпкой кожурки со стола в руку, бросила в ведро под лавкой.

— Ну, будет вам кланяться-то, — сказал Виктор Иванович мужикам. Он уже разделся и прошел к столу. — А вы, ребятки, не мешайте нам. Шли бы лучше на улицу: такая там благодать!

Ребятишки, торопясь, начали собираться.

— Пособи, ради бога, Виктор Иванович, — заговорил передний мужик, продолжая, видимо, начатый во дворе разговор. — Пособи, Христов человек, совсем забижают нас казачишки.

— А вы все бывали у своих хозяев? — спросил Виктор Иванович. — Все встречались с владельцами земли? Упрашивали их?

— Как не просить! — загалдели мужики. — Небось не по одному разу кланялись.

— Никак, с самого с покрова они нас изводют.

— Заломили такую денежку, хоть в петлю лезь, хоть с земли бежи. А куда бежать-то? Кругом она, матушка земля-то, чужая.

— Выгон им, вишь, тут понадобился либо сенокос. Да врут все, разбойники! Шкуру содрать им с нас надоть, последний армяк спустить.

— Ну, пес их дери, — вдруг заговорил молчавший до сих пор Андрей Гребенков, — пущай бы отобрали всю землю кругом заимки нашей, да хоть бы избушек не трогали. Не бог знает сколь они места занимают. Под ими-то землю не трогали бы, вражьи дети. Куда же мы теперь со стариками, с малыми ребятами?.. Ваших, лебедевских, тоже часто притесняют казаки, так они хоть живут не на ихней земле.

— Жадные, стало быть, казаки, волк их задави! — вклинился в разговор Виктор Иванович. — А вы куда-нибудь жаловались, писали?

— Батюшка ты наш, да как же не жалиться-то? И к атаману к ихнему сколь раз в ноги падали, и в земской управе были, и в суд жалились — везде ихняя правда над нами верх берет. Будто бы царский закон на то есть…

— Есть на то царский закон, — подхватил Виктор Иванович. — А вот мы возьмем да самому царю и напишем прошение, волк его задави.

«Волк его задави» — это такое постоянное присловие у Виктора Ивановича было. В дело и не в дело употреблял он его. И хотя в данном случае присловие относилось прямо к царю, никто не обратил на это внимания.

— Да уж тебе видней, делай, как хошь, Христос тебе на помочь, только спаси нас от разору.

— Валентина, давай бумагу и чернила, — попросил Виктор Иванович. — А бабушка-то где у нас сегодня?

— В лавку, что ль-то, ушла, — сказала Валька и, на ходу обтирая тряпкой руки, вприпрыжку пустилась в горницу.

А Виктор Иванович не торопясь достал кисет, оторвал клочок газеты, свернул цигарку и, чтобы лучше приклеился край газеты, долго водил его между губами, прикусывал зубами, а потом уже, склеив самокрутку и прикурив, склонился над чистым листом бумаги.