Тихий маленький город

На борту имелись скамейки под тентом, скамейки под открытым небом и скамейки внутри небольшого салона. Ещё была будка для двух паромщиков, они же билетёры и контролёры, крохотный туалет и… собственно, всё. На десять минут дороги – более чем достаточно.

Я поднялась по трапу и выбрала место на солнце. Что такое, в конце концов, уже май на исходе, а у меня ни одной веснушки!

Лодочники в высоких рыбацких сапогах толпились рядом, посмеивались, перекидываясь шуточками со знакомыми. Дважды за то время, пока я сидела на скамеечке и ждала отправления, к ним подходили желающие переправиться немедленно. Поглядев, как раскачивается на волнах эта скорлупка, я содрогнулась и ещё раз поклялась себе всеми известными клятвами: никогда даже близко к ним не подходить. Тем временем один из лодочников, здоровенный парень в красной бандане, испачканной чем-то чёрным, прошлёпал по воде к самому борту парома. Глядя на меня в упор, он спросил:

– Это ты, что ли, Саньку мёртвого нашла?

– Я.

– Ну-ну, – он хмыкнул. – Я тебя запомнил.

И ушёл, загребая воду сапожищами размера, наверное, сорок восьмого.

Пожав плечами, я отвернулась. Ну, запомнил – и радуйся, мне-то что? И я тебя тоже не забуду, вот обретёшь фурункул на то место, которым сидят, ко мне же и придёшь.

В соборе было немноголюдно, только возле знаменитой иконы Спаса тихо переговаривались две тётки в цветастых платках. Я неспешно прошла по храму, полюбовалась фресками, сегодня мне особо приглянулась сцена сооружения Вавилонской башни. Потом шепотом поздоровалась с резными деревянными львами, поддерживавшими кафедру, и задумалась, где искать священника. Приехала на исповедь – не отлынивай!

Каюсь: я не стала рассказывать седенькому, почти истаявшему отцу Амвросию историю последних безумных дней. К чему пугать старика подземными тварями, иными пластами реальности и прочей жутью? Мне и самой временами казалось, что это всё был сон. Грехи мне отпустили, хотя и выговорили за то, что давно не приходила.

Тем временем моя собственная Вавилонская башня, сиречь приёмная для посетителей, была достроена и пахла свежей краской. Правда, похоже было, что строители дружно обрели дальтонизм, потому что пристройку к дому, окрашенному в выгоревший голубой, они сделали ярко-жёлтой.

– Ребята, а это не слишком? Какой-то… желток в незабудках получается!

– Не, – авторитетно заявил Иван Ксенофонтович, руководивший процессом из-за забора. – Самое то! Глядишь – и душа радуется!

– Ну, как скажете. Я-то внутри буду, вам на эту красоту любоваться, – и ушла в дом, оставив соседа размышлять о собственной правоте и колористических разногласиях.

Больше ничего в этот день не происходило.

И на следующий, когда я отправилась на дежурство – тоже ничего.

Соседку Варвару из больницы выписали, бабку Марьяну оставили до завтра. Егоров не объявлялся, и я даже слегка огорчилась: в самом деле, мог бы и позвонить.

Вру: огорчилась сильно. Настолько, что, увидев его утром возле дверей больницы, прошла мимо, старательно глядя в другую сторону. Майор догнал меня и пошёл рядом, стараясь приноровиться к моим шагам. Впрочем, недолго: метров через тридцать взял меня за руку и повернул к себе.

– Будешь дуться – поцелую на глазах у всех, – пригрозил он.

– А я заору на всю улицу, что меня насилуют, – пожала я плечами. – Будет народу развлечение, а тебе долгое и сладостное отписывание по всем инстанциям.

– Почему ты сердишься?

– Потому, – буркнула я. – Ты исчез и не появлялся четыре дня. Был занят, понимаю, но мог бы и позвонить?

– Не мог, – ответил он как-то так, что я сразу поверила. – Не оставался один ни на минуту, а говорить с тобой при посторонних не хотел. Я прощён?

– Ещё не знаю. Подумаю.

Мы потихоньку пошли дальше. Понятное дело, что из-за всех кружевных занавесочек сейчас пялятся внимательные глаза, и где-то за моей спиной уже вовсю обсуждается вопрос, будет ли свадьба, как скоро, и увезут ли травницу из их города. Но мне лень сейчас об этом думать.

На свежеокрашенную жёлтую пристройку майор посмотрел с недоумением, и я пояснила:

– Не хочу впускать в дом чужих. Проведу по порогу черту, за которую не пройдёт никто, кому я сама не дам разрешения.

На это Егоров только хмыкнул и переспросил:

– А что, были чужие?

– А то!

Я описала ему визит аптекарского чиновника господина Карташова, добавив ради справедливости:

– Псориаз у него, и в самом деле, наблюдается. Вылечить это невозможно, а улучшение может и случиться. Особенно, если он сам в это поверит.

– Значит, твой бывший ему тебя рекомендовал?

Что-то в голосе майора заставило меня вскинуть глаза от нарезаемого хлеба. Батюшки светы, да он ревнует! Прелесть какая, меня последний раз ревновали ещё до замужества, потом как-то всё не до того было. Вначале влюблены мы с Максом были до умопомрачения. Потом дела навалились…

– Рекомендовал, – кивнула я. – Ты что будешь, сыр или мясо?

– И то, и другое, – последовал прогнозируемый ответ. – А сыр какой?

– Понятия не имею. Медсестра одна у нас сама делает, что-то среднее между «российским» и «маасдамом». Но вкусно. И из молока, а не из молокоподобного продукта.