Тихий маленький город

Итак, дочь Татьяны, внучка покойного Паисия Варфоломеевича, вышла замуж в тридцать восьмом году. Было ей девятнадцать. Муж, на десять лет старше, служил в главном управлении рабочее-крестьянской милиции при НКВД в звании майора, и фамилия его была Афанасьев. Николай Иванович Афанасьев.

Его звали точно так же, как бывшего начальника милиции города Кириллова, и если это не дед и внук, я готова съесть собственную шляпу!

А если я права, то подполковник вполне мог быть ранен не из-за ритуала в церкви, а из-за того самого участка, на который мог бы претендовать, как потомок последнего владельца. Вот чёрт, как же невовремя исчез из поля зрения Егоров! Уж он-то точно мог бы узнать, верны ли мои догадки…

Письмо было написано с той осторожностью, которую в тридцать восьмом проявляли, наверное, все. Но всё равно, было ясно, что Татьяна Паисьевна не одобряет поспешного брака дочери, не одобряет её избранника, а в особенности – места его работы.

За размышлениями я и не заметила, что поезд въехал в Москву; потянулись расписанные разными цветами бетонные заборы, склады, лабазы и промышленные здания. Задумалась – а скучаю ли я по столичным радостям? Ну, мои ночные рыдания в расчёт не берём, в определённые моменты любая женщина имеет право поплакать ни о чём. Перебрала сегодняшнюю свою жизнь, деревянный дом на высоком волжском берегу, вспомнила Макса и нашу московскую квартиру на двадцать четвёртом этаже… Словно змея, сменившая кожу, я не оглядывалась на ту, брошенную сохнуть и рассыпаться в прах. Только вот я не слыхала, чтобы сброшенная шкура ползла за своей бывшей хозяйкой и призывала её поговорить.

Тут я хихикнула, представив себе эту картинку, и решила больше сегодня не думать ни о чём. Ну его, это вредно для цвета лица.

Часть 10 Возвращение

Москва за время моего отсутствия изменилась мало.

В марте была грязь от тающего снега, сейчас – от июньского дождя; тогда вокруг были люди в джинсах, кроссовках и пуховиках, сейчас – в джинсах, кроссовках и ветровках. Вся разница.

А вот Питер, который я не видела два года, а не жила в нём десять лет…

Питер, мой родной город, где я ходила в школу, дралась с мальчишками, поступала в институт, падала в обморок в морге, первый раз влюбилась, хоронила маму…

Каким он предстанет передо мной?

Город оказался почти чужим, заполненным туристами, приехавшими смотреть на белые ночи, шумным. Я попала ещё и в праздник, день независимости, и сильно об этом пожалела. Надо было ехать в будни.

Да, чужой город. Хорошо, что отказалась сюда возвращаться.

Телефон я поставила на беззвучный режим ещё при выезде из Ростиславля, и теперь обнаружила в нём два десятка неотвеченных вызовов. Один от Макса, один – с незнакомого номера, остальные от майора. Прости, Егоров, но теперь уже мне не до тебя, жди моего возвращения. Не буду никому перезванивать, у меня свидание с прошлой мной.

Поужинала в каком-то итальянском ресторанчике рядом с отелем и завалилась спать. Хорошо бы за завтрашний день сделать как можно больше и оставить время на Эрмитаж…

Не буду много рассказывать о Питере.

Работники кладбища работали на совесть – камень очищен, надписи видны, цветы посажены. Я постояла возле семейного захоронения, в который раз прочла знакомые имена, фамилии, даты. Мамы здесь уже не было, это я знала точно, поэтому положила на серый гранит букет пионов и пошла в контору, платить.

Анастасия Васильевна меня не узнала. Она уже никого не узнавала, кроме сиделки, и всё цеплялась за неё высохшей ручкой, похожей на куриную лапку. И здесь мне тоже нечего было делать…

* * *

В понедельник в половине восьмого вечера я открывала свою калитку.

Несмотря на мелкий дождик, кот крутился во дворе у Ивана Ксенофонтовича. Увидел меня, взлетел на забор и одним прыжком залетел мне на руки. Облизал лицо, словно собака, спрыгнул на землю и повёл к входной двери.

Я посмотрела на соседа: стоя на своём крыльце, он смеялся и разводил руками, потом крикнул:

– Ты разбирайся, отдыхай, а я к тебе зайду через полчаса – час.

– Ладно! – крикнула я в ответ и вошла, наконец, в свой дом.

Крис вился у ног, не давая мне ступить и шагу, пришлось на него прикрикнуть. Тогда кот задрал хвост и важно проследовал на кухню. Сел возле миски и принялся меня гипнотизировать.

Я положила ему несколько кусочков ускоренно – в микроволновке – размороженной печёнки и стала разбирать сумку. Вроде бы и ездила на три дня, а опять полная стиральная машина… Убрала в ящик письменного стола конверт с архивными документами, заварила чаю, достала пирожные из «Норда», как раз тут соседи и постучали в дверь.

Когда чай закончился, Варвара засобиралась – мол, сериал скоро начнётся, а вы тут ещё поговорите, – и ушла. Иван Ксенофонтович помолчал, потом сказал:

– Тут тебя спрашивали. Ну, тем, кто за травами приходил, я сказал, что ты будешь во вторник, правильно? Ещё хозяин барского дома заявился. В субботу около полудня. Записку оставил, – загорелая рука вытащила из кармана ветровки конверт и положила на стол.

– Говорил что-нибудь?

– Нет. Будет звонить.