Впрочем, Марьяна засиживаться не стала. Забрала своё промывание, попросила ещё сделать успокоительный чай для племянницы, которая вот в выходные должна приехать, бедная девочка разводится и очень нервничает, и ушла. Засобирался и участковый.
– Михал Матвеич, а вопрос можно?
– Ну, спрашивай, – он уселся снова на тот же стул и недвусмысленно покрутил в руках пустую чашку.
Я налила и снова поставила чайник, села напротив, подпёрла подбородок ладонями.
– Афанасьев давно в Кириллове живёт?
– Всю жизнь. Он здешний, и родители его, и бабка с дедом тут жили.
– И вы их знали?
– Да кого как… – участковый задумчиво почесал в затылке. – Бабку и деда, наверное, видел, когда мальчишкой был, но это как-то не отложилось. Матушка Колина, Вероника Анатольевна, была не здешняя, откуда-то из Сибири, не то из Омска, не то из Томска её Иван привёз. Она умерла рано, Николаю едва десять лет сравнялось. Ну, а отец его, Иван Николаевич…
Он покачал головой.
– Что?
– Да дрянью он был, вот и всё. И слов других нет. Вероника не просто так рано ушла, говорили, что бил он её. Лицо не трогал, она была красавица редкая, лупил по корпусу и по рукам-ногам. Чтобы всё одеждой скрывалось.
После её смерти отец Кольку сразу в интернат сдал, только…
Участковый сделал большую паузу, словно взвешивая дальнейшие слова. Потом махнул рукой.
– Мало и Ивану не показалось. Дня три-четыре прошло после похорон, когда встретила его на улице твоя бабушка. Агния Николаевна. Сказала что-то, Иван развернулся и пошёл за ней следом. Сюда, в этот дом. Не знаю уж, о чём они говорили, только Афанасьев дом запер, сына увёз и сюда более не возвращался.
– Уехал в Ростиславль?
– Да, он там служил в… Ну, сама понимаешь, где.
– Понимаю.
– Говорили мне тамошние знакомые, что пить он стал по-чёрному и болел очень. К сорока годам стал совсем плох и его по выслуге лет приказом отправили на пенсию. Короче, прокляла его Агния Николаевна, не дожил он до генеральских лампасов.
– И правильно, – согласилась я. – Похоже, не просто пустой человечишка был, а ещё и гнилой внутри. Ну, а сын в него пошёл?
– Колька? То есть, теперь господин подполковник, Николай Иванович? – участковый ухмыльнулся. – Да нет, пожалуй. Его бы в хорошие руки, цены б ему не было, но и так – служил честно, подлостей никому не делал, если мог помочь, то помогал. Ну, теперь-то одному богу известно, что с ним будет.
– Отчего же?
– Так тоже ведь отправили в отставку. Со сладкой конфеткой, конечно, с повышением в звании досрочно. Полковником ушёл. А что толку? Молодой ещё мужик, сорок семь ему, на пять лет меня младше. И как он будет жить без работы? Да ещё и жена его выставила…
– Ничего, проживёт. Дом есть, руки-ноги есть, будет, например, первым в Кириллове частным детективом.
Михаил Матвеевич похмыкал, допил чай и ушёл. Только когда за ним хлопнула калитка, я сообразила: хотела ведь спросить, есть ли информация о том, кто пакостил в церкви?
Ладно, увидимся ещё. Надо делами заниматься. Убрать дом, сварить обед, покормить кота, прополоть грядки. подвязать помидоры, переложить высохшие цветы сирени, любисток, листья мать-и-мачехи по герметичным ёмкостям… Крутись, Анастасия, крутись!
Время от времени я взглядывала на холодильник и пыталась вспомнить, что же я не сделала, с ним связанное? Еду приготовила, кота покормила, отвары убрала…
Наконец открыла и стала смотреть.
На полках порядок, ничто не завалялось и не портится.
Морозилка… Пакет с брюссельской капустой…
– Господи, тетрадь же!
Хотелось дать себе подзатыльник. Я же положила тетрадь Агнии Николаевны в морозилку, сама над собой подсмеиваясь, и совсем о ней забыла! Ну ладно, всё равно не верю, чтобы там проявился какой-то текст! Про потайные чернила. Проявляющиеся под действием тепла, все слышали: молоко, лимонный сок, ещё какие-то органические жидкости. А под действием отрицательных температур?
Нет, это ерунда. Но посмотреть надо.
Достала тетрадь, разлепила смерзшиеся страницы, раскрыла в конце… и долго пялилась в совершенном обалдении. На чистых листах появились записи, сделанные чётким почерком Агнии Николаевны. И я поняла, почему она не дала их мне найти сразу.
Три формулы, я не могу назвать их «загово́рами». Можно было бы сказать «заклинание», но Егоров уже приучил меня с сомнением относиться ко всему, носящему клеймо магии.
Первая формула – защита от зла. Для человека, для дома, для города.
Вторая – медленная смерть. То самое проклятие, настигшее Ивана Афанасьева.
Третья – распознавание лжи.
В каждом пункте слова с указанием темпа их произнесения, время, когда лучше работать, набор трав и предметов, слом, подробнейшая инструкция.
Я внимательно прочла все три, закрыла тетрадь и спрятала в тайник, после чего вернулась к домашней работе. Спасибо, Агния Николаевна, вы дали мне оружие и защиту, и я обещаю, что не воспользуюсь ни одним из этих средств понапрасну.