— Я не хочу тебя! — поморщившись, вскрикнул я и толкнул его в грудь. — Перепих со школьной шлюхой — слишком сомнительное удовольствие. Жди Чимина с того света, раз уж он в этом плане такой непринципиальный.
Чонгук сглотнул, молча слез с меня и сел на край кровати, отвернувшись к окну, сквозь которое чуть падал свет от уличных фонарей.
Около минуты мы молчали, даже не двигаясь. А потом я подполз на четвереньках к краю кровати и, протянув руку, провел по его щеке.
— Это слёзы, — изумился я, глядя на маленькую каплю на мизинце. — Ты плачешь? Серьёзно плачешь? Я просто пошутить хотел… а ты оказывается, реально плачешь…
— А что, нельзя? Запрещено? — отозвался сухо и отвернулся от меня к стене. — Это просто от злости.
— Ты зол на меня?
— На себя.
— Так сильно хочется сейчас с кем-нибудь переспать? — поинтересовался уже даже сочувственно.
— Дурак.
— Не отрицаю, это высказывание вполне может претендовать на почётное место правды, — не стал спорить я, а Чонгук вдруг резко повернулся ко мне, хватая за плечи.
— Я настолько тебе неприятен? Настолько противен? Скажи!
— Я всего лишь отказался… с тобой переспать, — залепетал я растерянно. — Я не сплю со всеми, кто мне приятен. Не делай странных выводов.
— Значит, я всё ещё могу на что-то рассчитывать?
Он был так близко, что дышал мне в губы. А я как дебил не мог перестать пялиться на его ключицы.
— Да о чём ты?
— Ты нравишься мне. Сильно. Очень.
========== 27. ==========
На несколько долгих секунд в комнате воцарилась тишина, и, кажется, дышать мы перестали оба: Куки от ожидания, я же от тяжёлого шока, со всей дури приложившего меня по башке.
— И скольким ты это говорил? — не выдержав томительного молчания, спросил я, вскидывая подбородок. — Проверенный способ? После этих слов все с тобой ложатся?
— Да пошёл ты, — сердито выдохнул он и, отпустив меня, забрался под одеяло. — Спи.
— И всё? Вот так и закончим разговор? Даже не ответишь? Не скажешь, сколько их было?
— Я признался впервые.
— Оу, серьёзно? Какая честь! Я могу уже начинать гордиться?
— Можешь.
— Спасибо. Уже начинаю. Но в кровать тебе меня даже так не затащить, — я тоже забрался под одеяло.
— Мы и так в кровати.
— Это ничего не значит.
— Думаешь? — он повернулся ко мне.
— Не приближайся ко мне, — торопливо произнёс я, вытягивая в его сторону руку.
— Я-то? Ты же сам пришёл ко мне в кровать, — он криво ухмыльнулся, а мне вдруг резко захотелось вернуться на свой диван.
— Я н-не гей, вообще-то, — заявил привычно, правда с меньшей уверенностью в голосе.
— Правда?
— Конечно.
— Значит, не играй с моим Хосоком.
— Не присваивай, он не только твой. И я не играю.
Он промолчал, продолжая смотреть на меня.
— Да что? Что? Мне уйти? Сказал же спать, а сам… — забубнил я, отворачиваясь от него и натягивая одеяло аж до носа.
За моей спиной тоже послышалась возня.
— Спокойной ночи. И я действительно… сказал это впервые. И это действительно… было искренне.
— Угум. Чудных снов, — ответил я, зажмурив глаза в надежде тут же заснуть.
Но моментально заснуть всё же не вышло. Я беспрестанно ворочался с боку на бок рядом с умиротворённо посапывающим Чонгуком. Его слова никак не выходили из головы. А ещё так некстати вспомнился Юнги, заявивший, что я нравлюсь и Хосоку и Печеньке. Мне вдруг резко захотелось кулака Чимина. Очень срочно. Так, чисто чтоб освободить и освежить голову. Потому что… Потому что я вдруг стал думать о том, что мне необходимо сделать выбор между этими двумя. А потом вспомнил, что я натурал. И мне захотелось выть. Выть от того, что я умудрился об этом забыть. Однако часа через два мне всё же наконец удалось погрузиться в беспокойный сон. А утром пришлось вернуться в ещё более беспокойную реальность.
Одеяло почти всё сползло на пол, и я сполз вместе с ним, правда не на пол, а вниз по кровати. Я лежал, поджав к груди колени, уткнувшись лбом в голый бок Куки и закинув ему на бёдра руку. Когда я открыл глаза, в голове кроме ругательств, всплыли только различные сцены развратного содержания, неизвестно как попавшие в эту чистую и невинную головушку. Осознав стрёмность собственного положения, я, задержав дыхание, стал медленно и аккуратно убирать свою руку, дабы ни в коем случае не разбудить обладателя сих чудных бёдер.
— Это какое-то колдовство? — раздался непривычно насмешливый голос Куки, когда моя рука была над его пахом. — Хочешь подобным образом отвадить меня от похождений и разврата?
— Да. Всё именно так, — я резко подорвался и отскочил от него на край кровати.
— Ты так прижимался ко мне во сне, что я еле сдерживался, — произнёс слишком уж томно с придыханием.
— Тебе медаль за выдержку выдать или что? — отозвался я ворчливо, стыдливо отводя взгляд от его практически совершенно обнажённого тела. Оно и в темноте-то смущало, а при свете дня так и вовсе.
— Почему ты не смотришь на меня? — он поднялся и направился к шкафу.
— Не на что смотреть.