— Грибов она объелась! — сказала ему старушка няня. — Может, и отравилась поганкой какой. Квёлый народ-то пошел нынче, не то что раньше! Мой батя но две миски с верхом под водку употреблял. Ляжет, бывало, на солнцепеке, пузо вывалит, чтоб прогрелось, и задает храпака!.. Вот и все лечение от живота-то…
И действительно, были все признаки пищевого отравления — так и констатировал молодой, самоуверенный доктор Фатеев и назначил промывание желудка и грелки и сам сделал успокоительный укол… А к утру женщина скончалась, и вскрытие показало: диагноз ошибочен — была у нее прободная язва и, как следствие, перитонит. И спасти больную могла только немедленная операция…
Но глаза, ее расширенные от ужаса предсмертные глаза, укоряющие и прощающие… И прощающиеся одновременно. Но взгляд этот, обращенный уже куда-то внутрь, в потемки, и все же адресованный ему — беспомощному, неумелому троечнику, вчерашнему студенту Виктору Фатееву!..
Газик катил и катил, поскрипывая рессорами. Отмахали уже километров пятнадцать, как вдруг Виктор Дмитриевич толкнул шофера.
— Чего? — не поворачивая головы, спросил тот.
— Стой! Поворачивай назад! — приказал Фатеев.
— Зачем?.. Что забыли?..
— Угу, забыл! — кивнул Виктор Дмитриевич. — Поворачивайте.
Дверь больницы оказалась открытой. Клепу Виктор Дмитриевич застал в кабинете врача.
— А… вернулся, — сказала она спокойно. — Я знала, что вернешься, садись.
— Пошли! — перебил Фатеев. — Поглядим еще разок твою Варюху.
В понедельник утром Крупина сразу направилась к Кулагину, чтобы сообщить о звонке Фатеева.
Директор встретил ее радушно. Несколько минут они поговорили о том о сем, потом Кулагин вдруг насторожился, испытующе посмотрел Тамаре Савельевне в глаза, спросил в упор:
— У вас ко мне серьезный разговор?
— Скорее не у меня, — ответила Крупина.
— У кого же?
— Вчера мне звонил доцент Фатеев…
— Фатеев? — удивился Кулагин. — Разве вы с ним знакомы?
— Нет, — покачала головой Тамара, — по телефону познакомились. Собственно, он искал вас, звонил вам, но не застал…
Кулагин почему-то смутился, заерзал в кресле, пожевал губами, подыскивая слова.
— Мне пришлось отлучиться по делам… Консультация на дому, знаете ли… — будто оправдываясь в чем-то, сказал он наконец.
— Виктор Дмитриевич хотел сообщить вам, что ему необходимо срочно уехать на несколько дней.
— Как это — уехать? — Кулагин резко изменил тон. — На носу отчетно-выборное партийное собрание. Он что, забыл?
— Не знаю, — пожала плечами Крупина.
— Значит, все же уехал без разрешения?
— Он звонил вам, Сергей Сергеевич… Там сложный случай.
— Совсем распустились! — вскипел вдруг профессор. — Три месяца дурака валял! — Он словно не помнил, что сам отправил Фатеева к Прямкову. — А теперь вот, пожалуйста, уехал, не согласовав со мной, не спросив!
— Я разрешила ему, профессор.
— Вы?! — Кулагин даже встал и изумленно посмотрел на Крупину.
— Да, я, — усмехнулась та. — Разве не я ваш заместитель?
Кулагин иронически оглядел ее с ног до головы.
— Я не так ставлю вопрос… — проворчал он. — В целом вы правы, Тамара Савельевна.
— Я полагала, что…
— Ладно, замнем для ясности, как говорится… Но все же не самовольничайте слишком. У вас нет опыта работы с подчиненными.
— Доцент Фатеев, — сухо сказала Крупина, — известил меня, что выезжает в совхоз «Рассвет». За ним уже пришла машина. Надо было спасать человека, а это его и наш с вами долг. Не так ли?
— Тамара Савельевна, я считаю, что мы уже все выяснили.
Тамара встала и быстро пошла к двери. Кулагин не остановил ее. Он задумчиво проводил ее взглядом, покачал головой и прошел по кабинету. Его не разозлил конфликт с Крупиной; от этой короткой стычки остался лишь привкус досады.
«Надо было бы не затевать пустяковую свару, оборвать этот разговор в самом начале, — вяло подумал Кулагин. — Ну, Томочка, хорошо же мы начинаем совместную работу…»
Но в душе профессор был все же рад, что сумел поставить строптивую Крупину на место. Он с удовольствием припомнил свою последнюю фразу, произнесенную нарочито покаянным голосом: «Я считаю, что мы уже все выяснили».
9
Рубен Тигранович виновато взглянул на жену:
— Маша, неужели это со мной серьезно?
Мария Герасимовна, не меньше его встревоженная только что случившимся сердечным приступом, запахом лекарств и безапелляционным приговором врача «Скорой помощи», тем не менее попыталась успокоить мужа:
— Рубен, ей-богу, я не узнаю тебя!.. Просто ты перетрудился и перенервничал. Вот и результат… Отдохнуть пора, ведь не мальчик!
— Маша, — поморщился Рубен Тигранович, — мы с тобой прожили вместе почти полвека, поэтому не устраивай детского сада. Я не боюсь смерти, ты знаешь… Хотя это, наверное, звучит не очень убедительно. Единственное, чего я боюсь, — стать калекой, паралитиком. У меня пальцы на руке занемели.
— Что за разговоры? — возмущалась Мария Герасимовна. — Ну у тебя пошалило немножечко сердце, отлежишься — и все будет в порядке. Стать калекой, паралитиком… Откуда это у тебя, Рубен?
— А если это инфаркт? — тоскливо спросил Манукянц.
— Во-первых, после инфаркта паралитиками не становятся… Только после инсульта.