Тихий тиран

— Ну, спасибо, успокоила, — пробормотал Рубен Тигранович.

— Тебе нужно поменьше говорить, Рубен. Слышал, что сказал врач?

— Врачи всегда так говорят, — пробормотал Манукянц. — Иди ложись. Я тоже немного посплю. Да, скажи, Палладий сегодня хотел приехать?

— Нет, завтра… Ну спи.

Манукянц закрыл глаза. Посидев около мужа еще несколько минут и убедившись, что он уснул, Мария Герасимовна встала и, шаркая ногами, вышла из комнаты.

Рубен Тигранович не спал. Лежа с закрытыми глазами, он думал о случившемся. Отчетливо припомнился разговор с Клепановым, его ухмылка, недобро прищуренные глаза.

Клепанов вызвал Рубена Тиграновича к себе в контору и раздраженно спросил:

— Как там у вас дела с Федорчуком?

— Ждет своей очереди на получение ордера, — спокойно ответил Манукянц.

— Федорчуку нужно ускорить выдачу ордера, — сказал Клепанов. — Ему, кажется, трехкомнатная полагается?

— Нет, — Манукянц покачал головой, — двухкомнатная, Георгий Васильевич.

— Сделайте трехкомнатную! — твердо и с нажимом произнес Клепанов, искоса глянув на Манукянца.

— Это невозможно, — невозмутимо ответил тот, не показывая ничем своего волнения, — список утвержден исполкомом.

— Ну и что?

— Ничего, — пожал плечами Манукянц, — скажите, кого именно вычеркнуть, и дайте письменное распоряжение.

— Что за бюрократизм!.. Сделайте — и все!..

— Сбавьте тон, — тихо попросил Манукянц, — я не привык, чтобы на меня орали.

— Нервы… Не обращайте внимания, Рубен Тигранович… Мать Федорчука имеет право на дополнительную жилплощадь. — Клепанов закурил, глубоко затянулся. — Я видел справку.

— Я тоже. Она липовая…

— За Федорчука хлопочут из обкома партии. — Клепанов нервно ткнул сигаретой в пепельницу. — Согласитесь, что это серьезный аргумент.

— Безусловно, — кивнул Манукянц. — Кто именно хлопочет?

— Если я скажу, что первый секретарь, вам этого будет достаточно?

— Стало быть, мое дело телячье?

— Завтра же выдайте Федорчуку ордер на трехкомнатную квартиру… Понятно?

— Вполне. Я могу идти?

— Да. И будем считать этот разговор всего лишь маленьким недоразумением, — улыбнулся Клепанов. — С вами трудно работать, но интересно. Поверьте, это не комплимент. И пожалуйста, запомните, Рубен Тигранович: в любом правиле есть исключения.

— В данном случае Федорчук?

— Вот именно!

Вернувшись в отдел, Манукянц снял трубку и набрал номер приемной первого секретаря областного комитета партии.

— Мне необходимо срочно встретиться с товарищем Фирсовым, — назвав себя, сказал Манукянц.

— По какому вопросу? — сухо спросил женский голос. — По личному или по служебному?

— Пожалуй, и по тому и по другому, — ответил Манукянц.

— Именно с товарищем Фирсовым?

— Да, и именно сегодня.

— Речь идет о первом секретаре обкома партии, у которого расписана каждая минута… Вы меня удивляете, товарищ Манукянц!

— Поймите, мне действительно очень нужно…

— Ну хорошо, приезжайте, — помолчав, сдалась та, — если будете через полчаса, попытаюсь для вас что-нибудь сделать.

— Это не для меня, — возразил Манукянц.

Через полчаса Рубен Тигранович вошел в кабинет Фирсова и в полной растерянности застыл на пороге: он узнал, сразу узнал в этом человеке Палладия!.. Столько лет прошло, а он узнал.

— Вот это да! — Фирсов рывком поднял свое крепко сбитое, полное тело и шагнул навстречу Манукянцу, по-солдатски прищелкнув каблуками. — Товарищ майор!..

— Полковник… бывший, — вяло улыбнулся Манукянц и вдруг почувствовал, как защемило под сердцем. На миг ноги стали ватными, на лбу выступил пот и почему-то заныли зубы — все сразу.

— Что с вами, Рубен Тигранович? — обеспокоенно спросил Фирсов. Он обхватил Манукянца за плечи, подвел к креслу, усадил.

— Э, вроде как первый звоночек, Палладий… Простите… — Манукянц смутился и замолчал.

— Сердце? — спросил Фирсов.

— Кажется, оно… Вот гадость. Не думал, не гадал…

Фирсов выглянул в приемную:

— Врача… И побыстрее, пожалуйста…

Фирсов на своей машине отвез его домой, приказав шоферу ехать потише и не тормозить слишком резко. Манукянц, пока они ехали, заставлял себя спросить Фирсова о Федорчуке и не мог: мешали слабость и сердцебиение.

И все-таки он задал вопрос, уже дома. Правда, сначала не о Федорчуке, а совсем на другую тему:

— Вы извините, но я не знаю вашего отчества, а так… Палладием… не могу.

— Алексеевич, — смущенно улыбнулся Фирсов, — но разговаривать будем потом. А сейчас ложитесь-ка в постель, Рубен Тигранович.

— Да, да, — суетилась Мария Герасимовна, — тебе нужно лечь в постель, Рубен. Спасибо вам, Палладий Алексеевич.

— Я завтра позвоню, обязательно встретимся, — прощаясь, говорил Фирсов. — Нам есть что вспомнить… Вот уж не подумал бы, что мы с вами земляки!

— Я недавно тут, — бормотал Манукянц, точно оправдывался, — после демобилизации. Маша родом отсюда, ну и решили на старости лет…

— Ну, все, все… С сердцем шутить не стоит. Прислать вам врача?

— Нет, не надо, — поморщился от ожившей боли в груди Манукянц. — Маша вызовет, если что… Палладий Алексеевич, один вопрос… Понимаете, трехкомнатная квартира Федорчуку не полагается — это незаконно.