Тихое вторжение

Смотрит на меня. Удивляется. Подходит ближе, тискает мне лицо ладонями, оттягивает веки, заставляет открыть рот и высунуть язык. Потом щупает пульс.

– Хм, – глубокомысленно сообщает он.

– Вот и я говорю, гнать отседа таких вот прохиндеев! Никакой дисциплины! Никакой культуры поведения!

Доктор поворачивается к ней и говорит:

– Если понадобится ваша помощь, я позову.

– А с этим-то как?

– Разве я не ясно выразился?

Кудахча себе под нос какие-то недовольности, медсестра отчаливает. Доктор обращается к Михайлову:

– Чем?

– Мозгожарка.

– Мытищи?

– Подольск.

– Сын?

– Сотрудник.

– Когда заберете?

– Дайте хотя бы трое суток. Ему надо восстановиться.

– Двое.

– Доктор…

– Что – доктор? Сами видите, как тут у нас. Двое суток.

И, повернув голову к охраннице:

– Всё нормально.

– У меня правила режима!

– Через пять минут наш гость покинет палату. А сейчас идите, нам есть о чем поговорить.

– Пять минут! – грозно напоминает охранница.

– Нда-да.

Когда она уходит, я вспоминаю об одном крайне неприятном обстоятельстве. На сколько же я проворонил казенного барахла?.. Оружие, камера…

– Простите, Дмитрий Дмитриевич, но из Зоны меня эвакуировали голеньким. Ни камеры, ни дисков с собранной информацией, ни амуниции моей… – он машет рукой, мол, понимаю, мол, не воротишь, и ладно.

Но я продолжаю:

– Однако не всё потеряно. Часть оборудования можно извлечь из тайника. И часть добытых сведений – там же. Как только я встану на ноги, отправлюсь в Зону и заберу…

Слышу смешок доктора. Михайлов отводит взгляд. Ну, колитесь, чего я еще не знаю.

Начинает объяснять доктор:

– Не до Зоны вам сейчас будет.

– Я сталкер!

Он опять усмехается:

– Молодой человек, вы не поняли. Пси-поле Зоны с вероятностью девяносто пять процентов моментально возьмет вас под контроль, как только вы окажетесь на окраине Зоны. И с вероятностью сто процентов – в течение суток. Вам нельзя в чернобыльскую Зону отчуждения ни при каких обстоятельствах. Это, надеюсь, ясно? Вы были сталкером… и перестали им быть. Впрочем, это только первое обстоятельство… насчет второго… пожалуй, чуть погодя. Когда ваше состояние улучшится.

Врач теряет уверенность на глазах. А Михайлов всё сидит, отворотя взор. Потом произносит:

– Да чего уж тут тянуть-то. Лучше прямо.

– Его надо как-то подготовить… Я мог бы позвать нашего специалиста по реабилитационной психологии…

У Михайлова брови стремительно ползут вверх. Доктор, видя его удивленное лицо, сбивается и замолкает. Дмитрий Дмитриевич, сделав царственную паузу, спрашивает у меня:

– Как вы думаете, немного необычные ситуации, в которых вы пребывали на протяжении последних одиннадцати месяцев, подготовили вас к неприятностям? Или какие-то мелочи еще способны отнять у вас душевное равновесие?

Сколько можно тянуть кота за хвост? А?

– Да говорите уже!

Михайлов одобрительно кивает.

– Тогда приступим к мелочам. За то время, пока вы были несколько не в себе, в Москве произошла катастрофа. Образовалась новая Зона, полностью поглотившая ваш родной город. Вы, Тимофей Дмитриевич, лишились дома, всего имущества и семи аквариумных рыбок, которые мне так нравились. Если рассудить здраво, у вас вообще ничего нет, кроме халата, в котором вы сейчас сидите на койке, да и он – принадлежит больнице. Зато у вашего положения есть свои плюсы…

– Катя? Катя?!

– …а именно то, что ваша супруга жива, здорова, переселилась в Подмосковье, нашла работу и сохранила большого кота норвежской лесной породы, который нравится мне даже больше, чем рыбки. Она ждала вас после того, как пришло известие о вашем исчезновении. Она бывала тут раз двадцать, но вряд ли вы могли ощутить ее присутствие…

Присутствие моей Стрекозы я ощутил несколько часов спустя.

Издалека это выглядело как поединок котенка и сенбернара, в котором уверенно выигрывает котенок. Бу-бу-бу, бу-бу-бу, бу-бу-бу! – долетали до меня сердитые голоса.

Хорошо знакомый мне «сенбернар» пятился, изрыгая ритуальные фразы об отсутствии культуры, дисциплины и всякой совести – как будто у совести есть ассортимент и, хорошенько присмотревшись, можно заказать не всякую совесть, а весьма особенную, узкого диапазона! Стояла позднь, редкие энтузиасты изо всех сил старались не задремать у телевизора при входе на этаж. Прочие укладывались спать или давно спали, освещения нам убавили. В этом вечернем пейзаже далеко разносился сенбернарий лай.

Котенок, по внешней видимости миниатюрный, с тонким девичьем голосочком, упорно продвигался вперед, отпугивая неприятеля грозным взмякиванием.

На медсестру зашикали:

– Да пропустите вы ее! Спать людям не даете! Без вас тише было бы!

А она отругивалась направо и налево:

– А бессоветов обойдусь! Без ваших тут мне советов!

Но, чувствуя, что «болельщики» поддерживают не ее, медсестра неотвратимо сдавала позиции.

– Катя! – крикнул я, – сюда!

– Не пущу! – разоряется медсестра, растопырив руки.

Уж как моя Катька проскользнула – между ног у нее, что ли? – не ведаю, но вот она уже за спиной у противницы. А вот – в двух шагах от меня. Глаза огромные, грудь вздымается, руки дрожат.

– Тим… ты стал вдвое тоньше, чем был… Я боюсь прыгать на тебя.