Тихоходная барка "Надежда" (Рассказы)

Читушку отобрали около магазина. Всё вы. Дали вам свободу, подлецам, молодежи, так вы и куражитесь. А мне кто даст свободу? Меня замдира взашей выкинул, а жена меня будет сегодня не иначе как бить. Она - хитрая.

Я настелехаюсь, а она меня - скалкой. Я утром думаю, что сам где упал, и ее не бью за это. Она меня обманывает.

— Ты Дуньку-реквизиторшу знаешь? - поинтересовался юноша.

— Знаю, почему не знать. Она моя коллега. А у меня деньги-то есть. Ты не думай, что я - бич. Я - рабочий

человек. У меня есть деньги.

И пьяница вынул из мятого кармана эти нелепые бумажки.

— Ты пойди сходи, позови ее, - сердясь сам на себя, попросил юноша.

— А я один не пойду, - закуражился столяр. – Если за компанию, то я пойду. Пошли вместе. Пива выпьем.

Мы в служебном буфете выпьем пива.

Тоскливо стало юноше. А также любопытно - каков он из себя, служебный буфет. И есть ли там живые артисты. Юноша сильно уважал живых артистов. Он и с Дунькой познакомился по той же линии. Ему ребята говорили:

— У тебя баба есть?

— Есть, - отвечал юноша. - В театре работает.

— Сука, наверное, - говорили ребята, имеющие о многих вещах превратные мнения.

И юноша хохотал.

Зашли по служебному входу. За столом сидел пожилой человек, похожий на петуха.

— Ты куда прешь? - сказал он столяру, который выделывал ногами вензеля.

— А вот юноша ищет свою сестру, - сказал столяр, подмигивая юноше.

Тому стало жарко, но их пропустили.

— Ты мне Дуньку найди, и я пойду, - бормотал оробевший юноша.

— Щичас, щичас, - сказал его провожатый, который уже очень плохо стал говорить по-русски. - Щичас. Пивка выпьем.

Так попали в буфет. Буфет оказался как буфет, за исключением публики. Публика была - дай боже! Ковбой сидел, играя различными револьверами. Красавица обмахивалась здоровенным веером. Зажглась красная лампочка над входом, и ковбой проворно ускочил. Откуда-то издалека раздался его измененный голос:

- Я убью тебя, ничтожество! Ты отравил мне жизнь.

О Мэри, Мэри! Моя прекрасная Мэри.

Юноша беседовал со столяром о своей любви.

- Побью, побью гадюке стекла, - говорил он.

И при этом угощал работника театра.

А тот уже совершенно осовел. Он совел, совел, а потом вытянулся и запел:

О, дайте! Дайте мне свободу!

После чего рухнул на пол и встать больше не мог. Буфетчица и публика с интересом ждали, как отнесется юноша к падению своего собутыльника, потому что юноша весь был сам собой чистенький, приглаженный, в свитерочке.

Но он просто-напросто взял вместо пива бутылку вина и просто-напросто стал пить в одиночестве.

- Смотри-ка, вон столяру нашему свободы захотелось, - громко сказал один румяный актер одному бледному актеру.

А тот был не в духе и ответил злобно:

— А человеку и не нужна свобода. Это он так, для видимости, что ему свобода нужна. Ему иллюзия нужна, а не свобода. Дай нашему столяру иллюзию, и он будет рад и доволен. А дайте ему свободу - он разрушит все, и в первую очередь самого себя.

— Это что же, Василий, тебя такой философии в театральном училище научили? - захохотал румяный актер.

— Мое здоровье, - громко сказал юноша, поднимая стакан.

А в это время его разлюбезная Дунька сидела неподалеку на ящике для костюмов и болтала ногами. Подруги уже передали ей, что видели в буфете ее пьяного сердитого хахаля. Дуньке было страшно и сладко. А еще ей хотелось коньяку и конфет "Птичье молоко".

НЫРЯЛЬЩИКУ СНАЧАЛА ВЕЗЕТ, А ПОТОМ ОН ПРОПАДАЕТ

Один пьянчуга справлял в маленькой компании Международный день защиты детей. Пьянице ведь что ни день - все праздник.

А компания действительно была маленькая, но интеллигентная. Доктор, приезжий артист и какие-то две неизвестные девушки. Алкоголик был без пары, отчего и грустил немножко.

И разговор тоже велся очень хороший, актуальный. Доктор и артист высказывались по вопросу о вмешательстве прогресса в живые силы природы.

— Ты извини, но тут я никак не могу с тобой согласиться, - говорил доктор, пуская дым колечками.

— Нет. Нет и нет, - твердил артист. - Ты меня прости, но - нет. Все же это - хорошо. Ты представляешь -

было пустое место, скалы, а сейчас - ГЭС.

Выпили водки. Алкоголик молча.

— Эх, артист ты мой, артист, - сказал порядком опьяневший доктор. - Ты человек приезжий. Тебе легко рассуждать. А у меня тут дедушка жил, бабушка жила, прадедушка жил, прабабушка жила. Оно, конечно, - я против ГЭС не спорю. Ни-ни. - Сделал жест рукой. – Но ведь ты понимаешь. ГЭС. ГЭС можно строить, а можно и не строить. Можно придумать какое-нибудь там... атомное, что ли, топливо. А как ты построишь ту красоту, которая исчезла? Лес? Скалы?

— Послушай, лес же весь вывезли, вырубили.

— Весь? А ты был на море? Видел, как там у берегов?

Это ж чистый сюр. Деревья. Верхушки торчат, а ныряешь к корню. Жутко нырять к корню, а? Впрочем, вру. Я не нырял.

— Нет. Там можно нырять, - заступилась девушка. -

Там тепло, а вот в самом Енисее - нельзя. Четыре градуса вода круглый год.

— Почему так? - изумился артист.

— А потому что донная вода идет через бьеф плотины и до города не успевает прогреться, - объяснила ученая девушка.