Тихоня для хулигана

Я блефую с самым серьёзным и трагическим видом. Интересно, поведётся или нет?

— Я здесь, в больнице, не только из-за тебя, — нагло вру, пялясь на пышные губёшки Тихони, которыми она посмела целовать другого парня. — Очень важно. Прошу…

— Хорошо, — теряется она, поддавшись на мою первосортную ложь.

Подхватив Тихоню под локоть, веду по коридору. Мне нужно тихое уединённое местечко. Хоть что-нибудь. Толкаю дверь ординаторской и запираю её изнутри. Тихоня оглядывается по сторонам.

— Зачем мы здесь? — недоумевает. — У тебя проблемы со здоровьем?

— Да, — глядя на её тонкую фигурку, меня разрывает на части от возбуждения. — Очень. Большие. Проблемы.

Глава 33. Тихоня

— У тебя проблемы со здоровьем? — спрашиваю, коченея от страха за негодяя.

Конечно, даже если у него есть проблемы, это не объясняет ни маскарада, ни вмешательства в мою жизнь! Но страх берёт своё. Я почему-то переживаю за Акулу, хоть он этого и не заслужил. Ни капли!

С тревогой смотрю на его лицо. Мерзавцу невероятно идёт медицинская форма. Уверена, работай он здесь, все медсёстры передрались бы за одну его дерзкую ухмылку, а пациентки пожирали бы глазами самого горячего медбрата в истории этой больницы.

— Да, — говорит Акула мёртвым тоном. — Очень. Большие. Проблемы.

От его голоса по телу проносится табун мурашек. Перед глазами начинают летать тёмные мушки. Я боюсь, что он скажет нечто вроде «У меня рак». Приваливаюсь к стене лишь для того, чтобы не упасть. Колени начинают дрожать. Я едва могу вымолвить:

— Ты болен? Серьёзно?

— Очень…

Перед глазами всё расплывается, как в тумане. Но губы… красные, ярко-очерченные, умелые мужские губы оказываются как раз напротив моих.

— Очень сильно болен. Меня нужно лечить, — выдыхает, лаская губами мои.

Я запоздало понимаю, что это была лишь коварная уловка. Акула заманил меня в ловушку, но… уже слишком поздно. Он прижимает меня к стене своим телом. Большие грубые ладони стискивают мою задницу. Он врезается в мой рот с протяжным стоном, продолжая порабощать, плавить мою волю…

— Никогда не смей пачкать свои губёшки о других парней. Твои губёшки — мои… — покусывает, бьёт пирсингом, лижет, как животное.

Грязное. Похотливое. Лживое. Животное…

— Ублюдок! Враль! — шиплю, пытаясь вырваться, но он прижимается лишь теснее.

— Да-да-да, я соврал, чтобы поцеловать тебя. Жуть, как хочется сожрать твой ротик, он такой вкусный! — шепчет, посасывая губёшки. — Ещё что-нибудь скажи…

Язык Хулигана выплясывает у меня во рту. Быстро и порочно рисует восьмёрки. Он целуется невероятно хорошо. Поневоле я рассыпаюсь бисером от его напора. Пожар возникает на стыке губ.

Мне хочется поколотить, покусать, наорать на Акулу. Но я не могу этого сделать. Он распластывает по стене, пошло двигает бёдрами, потираясь о меня. Просторные штаны медбрата — плохая преграда между моей киской и его стояком. Чёрт побери, даже мои брючки и трусики словно растворяются от его толчков бёдрами. Он вырывает всхлипы и стоны. Таранит меня, как будто уже имеет. На всю длину. Я не понимаю, в какой момент его губы переползают на мою шею, а мои пальцы зарываются в его волосы, сдёрнув прочь медицинскую шапочку.

— Сладкая… Дьявол, как я хочу тебя сожрать! — порыкивает Акула, расстёгивая пуговки на моей блузке.

Моментально оттягивает вниз кружево бюстгальтера, ловит алчным ртом напряжённый сосок. Ударяет по нему кончиком языка, нежит, а потом надавливает металлом пирсинга.

— А-а-а-ах… Прекрати!

Пытаюсь привести в порядок одежду трясущимися руками, но стоит мне поправить бюстик с одной стороны, Акула молниеносно набрасывается на второй торчащий сосочек. Я поправляю бюстгальтер с обеих сторон, а он воюет с молнией на моих брюках, шепча что-то безумное. Я оказываюсь поймана в капкан его силы и непробиваемой уверенности в себе. Мне с ним не совладать. Никак. Под конец я оставляю эти попытки, выдыхая со стоном от того, как он мастерски заводит меня.

Моё тело отзывается на всё — запутанные дорожки, которые прокладывают его пальцы по дрожащему животу, перед тем, как нырнуть в трусики. Горячее дыхание, смешанное с тихой матерной бранью. Акула отвешивает мне пошляцкие комплименты, но они заставляют гореть и звучат искреннее множества напыщенных киношных фраз.

Таю под его напором, всхлипывая, когда его длинные пальцы начинают растирать горошинку клитора.

— Боже, я тебя ненави-и-и-ижу! Оставь меня в покое.

Второй рукой Акула спускает мои брюки вместе с трусиками, совершенно оголяя попку. Он резко поднимает ладонь и опускает её на мои ягодицы. Со звонким шлепком.

— Это тебе! В наказание! Не смей сосаться с этим маменькиным сынком! — злобно порыкивает, шлёпает ладонью, заставляя кожу гореть. Но не перестаёт дерзко управлять моей чувственностью, уничтожая в пыль гордость и характер. — Ты — моя Тихоня. Поняла?

Глава 34. Тихоня

Мои трусики спущены почти до самых колен, а между бёдер трудятся пальцы Акулы. Он умело двигает ими — гладит, нежит, пощипывает. Потом ведёт дальше. Глубже. Я сгораю вмиг. От стыда. Он тронет меня… там и поймёт, насколько я мокрая.