Тиховодье

– Сублимация могла бы все изменить, – произнес Гаврилов. – Но не для вас. Ни участие в рок-группе, ни написание песен не помогли. К этому времени вы уже настолько отдалились от остальных людей, настолько погрузились в свой мир, что ничто из того, что вы создавали, не находило отклика в чужих сердцах. Вы попали в замкнутый круг, в омут посреди заводи. Тихие воды безумия затягивали вас все глубже. И вы даже не замечали этого. Стоит один раз позволить себе погрузиться в вымышленный мир и вам уже не захочется слезать с этой иглы. Это собственный выдуманный вами вид наркотика.

В этой параллельной вселенной демон, завладевший вами, оттягивался по полной. Он заставил вас думать, что вы убили всех этих людей – соседа, любовника, вашего участкового. Этим он усугублял ваше чувство вины, кормился им. Создавал из окружающих монстров, укрепляя ваши страхи.

Вы спрашивали себя, безумны ли вы? И полагали, что нет, потому что существует опасное клише, утверждающее о том, что сумасшедшие не задают себе подобных вопросов. Как психотерапевт со стажем я вам отвечу – задают и часто. Именно этот вопрос позволяет им считать себя душевно здоровыми. Это своего рода самоиндульгенция – раз я задаю себе этот вопрос, значит, я абсолютно нормален.

Такое понятие как нормальность не подходит к вам. К сожалению. Вы глубоко больны и глубоко несчастны.

– Хватит! – Гаврилов одним движением смел стоявшие на полке книги. Вспорхнув страницами, они ранеными птицами в беспорядке попадали на пол.

Психотерапевт ударил кулаком одной руки по ладони другой.

– Разорвите уже этот круг! Убейте этого демона внутри себя! Перестаньте кормить его виной и кровью. Вы не виноваты в смерти вашей матери! Ваш отец не виноват! Весь мир не виноват!

Его слова грохотали, сыпались камнепадом на голову парня.

– Примите, в конце концов, окружающую вас реальность, всплывите из глубин вымышленного мира на поверхность и выйдите на берег. Вот он у ваших ног. Ваша мать умерла! Умерла! Ее нет здесь!

Неожиданно он замолк и сник. Тяжело дыша, он прошаркал к креслу.

– Ах, ты, сраный актер, – прошептала Катя.

Гаврилов в третий раз время своего монолога опустился в объятия кожаного друга. Во второй раз наполнил чашку остывшим кофе. И в первый раз прикоснулся к юноше, протянув и положив руку ему на коленку.

Плечи молодого человека мелко вздрагивали.

– Да. Это грустно. Поплачьте и почувствуйте ваши слезы. Настоящие слезы! Разрушьте свой иллюзорный мир. И отпустите его обитателей. Перестаньте держать их. Пусть летят!

Парень поднял лицо и посмотрел на психотерапевта. Гаврилов в ответ улыбнулся доброй и широкой улыбкой.

– Ваша мама, не была вашей принцессой, которую вы должны были оберегать и защищать. Не была она и богиней, защищавшей вас от реальных и вымышленных монстров. Лишь обычным человеком. Более того вы не знали ее. То, что вы держите в своей голове лишь детский образ, фантом, иллюзия, персонаж сочиненной вами сказки.

Врач заботливо по-отечески убрал волосы с лица юноши, и Катя увидела серые печальные глаза. Такие же, как и у нее самой.

– Максим, переверни последнюю страницу и поставь точку. Вот он реальный мир. Он был суров и несправедлив. Он отнял у тебя мать. Но послушай этот тихий вечер. Слышишь шелест дождя? Ты жив и реален. Живи и дальше. Здесь и сейчас. Твоя мать мертва, но ты все еще жив. Еще не поздно начать все сначала.

Гаврилов открыл стоящую на столе коробку.

– Вы вероятно думали, зачем я просил вас принести ваши игрушки и рассказывать истории, связанные с ними. И сейчас я все объясню.

– Это не просто флажок, с которым вы однажды пришли в детский садик, – сказал он, извлекая из коробки тот самый флажок, что должен был находится у нее в сумке. – Это тотем. Он связывает вас с образом матери, который вы создали у себя в голове. С моментом в прошлом. Это символ, что держит вас в плену.

Катя открыла сумку и не удивилась, не обнаружив в ней ни одной подобранной вещи – ни флажка, ни дневника – все они странным загадочным образом переместились в эту в коробку.

– Так же как этот ежик, – психиатр извлек игрушку жестом достойным фокусника. – И теперь вы должны оставить все это у меня. Вы пойдете по жизни дальше без них. И без того прошлого, что держит и терзает вас. Отпустите вашу мать и освободите себя. Я обещаю, что передам игрушки в хорошие детские руки, остальное будет храниться у меня. А вам они ни к чему. Вы теперь свободны.

2

Она подошла к сыну. Он сидел перед ней. Взрослый, но по-прежнему такой маленький и беззащитный.

– Макс, – из ее глаз брызнули слезы.

Гаврилов молча смотрел сквозь нее. Он видел только свет фонаря в саду за окном. Полосатая тень жалюзи лежала у его ног. Она не удивилась, не заметив своей. Наконец все встало на свои места.

Все это время она была лишь воспоминанием. Она не была ожившим мертвецом или приведением. А Тиховодск не был ни адом, ни чистилищем. Все оказалось гораздо прозаичней и от того ужасней.

Если она хотела когда-нибудь узнать, что такое ад материалиста, то – это он.