Тильда. Маяк на краю света (СИ)

— Жить в принципе опасно, Тиль… — выдохнул Чарличек мне в волосы и поцеловал куда-то между лбом и макушкой. — Если бы Гупо не открыл охоту, они были бы живы, но и Гупо не мог знать. Никто не знал. С путешествиями — оно так. А жизнь сама по себе и есть путешествие. Теряем и находим, находим и теряем…

Ро говорила нечто подобное. Про опасности. Каждый, кто живет — рискует. И… идет, пока сможет.

— А твой источник энергии, — поинтересовалась я, отодвигаясь, насколько позволяло одеяло, и подпирая голову рукой, — он — где?

Кастеллет поднял брови и расхохотался.

— Источник энергии⁈. Ты о чем?

— Ты черпаешь энергию от людей, да? Не из себя.

Чак перевернулся на живот, подобрался поближе, сузил глаза, хищно заглядывая мне в душу из-под своей свесившейся рыжей челки:

— Я черпаю энергию из тебя, трусишка.

— Несколько дней, — фыркнула я ему прямо в бороду и нос, заставляя задуматься, а не время ли чихнуть. — И ты сам был в этом не уверен еще вчера. Ну, а если серьезно?.. Ро считает, что человеку надо знать, где его источник энергии, потому что иначе он попытается овладеть чужим, а эта причина многих войн. А если знать — то никто тебя на войну не спровоцирует, ведь у тебя есть все, что нужно.

Чак перевернулся обратно на спину, скрестил руки на груди, вперил взгляд в свод балдахина цвета массангеи — случайность? — подергал бороду.

— Войны, конечно, случаются не только поэтому. Но… думаю, я не смог бы без движения. Если остановиться… это как корабль с пробоиной: если его положить на противоположный галс и вести по ветру, то пройдешь далеко, как мы вчера, как ларипетровый шар — пока ты бежишь, ты в равновесии. Но остановись — и идешь ко дну, и падаешь от первого толчка кита-убийцы…

Я закусила губу и коснулась его руки.

— Было страшно?

Он поймал мою ладонь и взгляд, тепло улыбнулся, так, что я сразу будто оказалась в далеком дома. Молча покачал головой. Снова посмотрел в бесконечное вверх.

— Я двигался, Тиль. Делал, что мог, что должен, не стоял на месте. И потому был жив. И потому жив сейчас. Да, моя энергия — движение. А твоя — аквариум, да? — и, на миг отвлекшись от своего любимого балдахина, он весело подмигнул мне.

Я отняла ладошку в веселом возмущении, дернула меховое одеяло на себя, но Чарличек был начеку и не позволил выставить себя до ветру. Какое-то время мы шутливо боролись и все такое, но потом в дверь совершенно отчетливо постучали.

Мы так и замерли. И я невольно вспомнила сцену в шатре на острове Гудру. Только тогда мы лишь изображали мужа и жену, а теперь ими были, и это нечто совершенно иное. Законное, настоящее, имеющее право нам принадлежать. С гарантией. Я улыбнулась.

— Скорее, ларипетровый шарик, в котором я иду об руку с тобой. И мне этого достаточно.

Надо было видеть, как вытянулось его лицо, все еще не привыкшее к тому, что с ним такое могло случиться. Да, это чудо — кто станет отрицать? Но ученые к ним немного более привычны, чем… наверное, авантюристы.

— Дядя Кастеллет… — донесся детский голос из-за двери.

Я хотела встать, но поняла, что мне не в чем вылезти из-под медвежьей шкуры. И, вообще — он мужчина — он пусть и вылезает.

— Иди, открой, — ловко брыкнулась я ногами, пользуясь минутным замешательством мужа, и резко дернув шкуру, победно в нее завернулась.

Кастеллету, оказавшемуся босыми ногами, прочими конечностями и не только на дощатом полу, оставалось цокнуть языком досадливо и потопать к веревке за штанами.

— Сейчас, Фри, сейчас, — проворчал мой рыжий смущенный (!) муж, натягивая одну рубаху, а вторую — бросая мне в лицо.

Вместе с шуточно-убийственным взглядом. А потом в два шага достиг двери и повернул ключ в замочной скважине. Ого, предусмотрительный какой — закрылся… Будто знал. Хотелось разозлиться, но я для того была слишком счастлива.

Едва это стало возможным, в дверную щель просунулась взъерошенная русая голова Фриды.

— Я вам тут поесть принесла, дядя Кастеллет… — девочка протянула поднос, а там и жаренное мясо в глиняной миске, и нарезанный дольками драконий фрукт, и даже два наших калебаса — откуда только взялись!

Желудок издал радостный громкий возглас, и живот Чака ответил радостной трелью. Мы рассмеялись, а девочка, заметив меня, стушевалась — все же, я сидела кутаясь в шкуру, прижимая к груди только что полученную оранжевую рубашку, да и как бы… Е-мое. О существовании маски я в принципе успела позабыть, и слизью уже не мазалась сутки…

— Так у вас правда была супружеская ночь, дядя Кастеллет? — затараторила Фрида, пытаясь протиснуться внутрь, но Чак, к моей радости, просто забрал у нее поднос и никуда не пустил. — Разве она не случилась на Гудру?..

— Супружеская ночь не раз в жизни бывает, Фри. Спасибо! Что там наверху? Все спокойно?

А я прятала в пропахшей морем рубашке шрамы и краски стыда.

— Пока мы дрейфуем. Капитан тоже пока еще не выходил. Папа говорит, сегодня будем на землю сходить, представляете⁈ Там всюду горы поросли чем-то белым! Папа говорит, что это называется лед, и что на его родине в Буканбурге, где я обязательно побываю, так всегда бывает зимой…

— Да, так и бывает. Ты увидишь.