Тильда. Маяк на краю света (СИ)

— Тиль, не спишь? — ворвался в мои размышления голос Кастеллета.

Это у него уже начинало входить в привычку.

— Думаю.

— Думаешь?..

— Да, знаешь — люди порой этим занимаются, — внезапно вспылила я, поворачиваясь на бок, чтобы недовольно посмотреть в его бесстыдную рожу.

Зря, вообще-то, и незаслуженно. По крайней мере, в данный момент. Сама не ожидала.

Может, я надеялась, что однажды мы тоже вот так… будем не знать, как счастливы. Но это невозможно — и ты это знаешь давно. Так что нечего яриться.

— Не будь злюкой. Тиль… — причина моих бед заложила руки за голову и вперила взгляд в свод шатра, будто это было звездное небо, — ты любила когда-нибудь?

Я задохнулась. Что?..

— Да! — с готовностью откликнулись мотыльки. — Конечно!

Я ударила кулаком о шкуры и села. Замахнулась рукой на эти летающие белые клубки, отражающие с легкостью лунный свет, просачивающийся сквозь вход шатра, будто огромные неповоротливые светлячки. Они так стайкой наружу и выпорхнули, сделалось почти темно.

Но ненадолго: Алиса сонно вытаращилась на меня и замерцала не хуже любого кристалла. От мерчевильского украшения пошли блики по стенкам шатра; я нахмурилась, и край маски уже привычно впился в лоб.

— Если уж на то пошло — а ты любил, Кастеллет?

Он, кажется, удивился. Даже повернулся и приподнялся на локте. Отблески Алисиного сияния отразились от его небритого пару дней и… накуксившегося лица.

— Я ведь тебе говорил! Ты забыла⁈

Дурак. Идиот. И еще имеет наглость спрашивать… Пожаловаться у него настроение, значит. А я что — деревяшка? Друид и дерево — не одно и то же, даже если наполовину.

— Ты никогда не любил Ро, — отрезала я жестко. — Если бы любил, не травил бы. Не обманывай себя.

— Я… ради ее же безопасности…

— И ради ее безопасности шантажировал того и тем, кого она любит⁈ Знаешь, что значит любить? «Любить — это когда ее улыбка значит все на свете» — а ты что?

Если следовать Вайдовскому принципу, я не люблю Кастеллета. Потому что такие разговоры к улыбкам не ведут. Что ж, даже и лучше. С влюбленностью справиться проще: если ее не подпитывать, она просто умира…

Чак взял и улыбнулся. И у меня в голове мгновенно сделалось пусто.

— Чтоб тебя морские медведи сожрали, — неожиданно наконец выругалась я, еще и вслух.

Замялась и… легла обратно, заложив руки под голову так же, как этот разгильдяй, потому что выскакивать наружу было бы глупо, как ни хотелось. Мне теперь с ним не просто шатер, мне с ним жизнь делить. Уставилась в потолок. Блики пропали. Сделалось почти темно.

Люблю. За что мне это⁈

И собиралась влюбить. Совершенно неверный метод. Когда любишь, намеренно и безжалостно влюбить не сможешь.

— Ну, ладно тебе… Это все равно уже не имеет значения. Потому что она теперь Вайд, еще более законно, чем прежде и… ну, в общем обманывать себя нечего. Моя любовь безответна — ничего не поделаешь. Но это красиво. Создает такой… романтический благородный ореол, знаешь… Который я с честью буду носить…

Благородный ореол. Сам орел. Вот какой из него…

— … переживу — от безответной любви не умирают.

Я засопела. Не умирают. Эмпирически доказано.

— Не надо мне тут откровенничать, я тебе «не друг».

— Но мы завтра женимся. А брак без честности — это же ночной кошмар.

Ха! Фырканье получилось неудачным и вышло через нос.

— Ты — и честность? Это совместимо?

— Тогда хотя бы ТЫ будь честна. Что скрываешь ТЫ? — Кастеллет пропустил мой выпад мимо ушей и все перевернул по-своему.

Как всегда. Гад. Жизнь мне тоже перевернул, и не замечает. Что я скрываю⁈.

Я хотела скептично усмехнуться, но вдруг… расплакалась. Е-мое! Вот уж не ожидала. Кастеллет зашевелился, шуршанул шкурами и… обнял меня.

— Тиль… ну, чего ты? Испугалась, трусишка?

— А ты думаешь… это вы привычны… а я… а я домой хочу-у… — тихо пробубнила я у него на груди, даже не предпринимая попыток оттуда выбраться.

— Ну, ну… — он нежно гладил меня по голове, и, если опустить прошлое и будущее, момент был идеальным. — Вернешься ты еще в свою башню, к своему старому клену, к розовым горшкам…

Я заскулила еще сильнее. Моя башня, мои розы…

— Их теперь никто не поливает…

— Вернемся и посадим новые.

— Вернемся? Ты шутишь⁈ Мы же с острова выберемся. О камни разобьемся. А даже если нет — еще на конец света плыть, а там солнечный ветер, звездная пыль и еще Видящий знает чего…

— Тиль! — засмеялся Чак теплым дыханием мне прямо в макушку. — Нечто думаешь, не справимся? Заря, я, темнейшество — мы все прожженные герои! Ты сама сказала!

Ну… он был прав. Я хлюпнула носом. Жених осторожно нащупал завязки маски у меня на затылке, распустил, снял, промокнул слезы Видящий знает откуда взявшимся платком. Приложил к носу.

— И тебя вытащим, трусишка. Ну, давай.

— Чего?..

— Высморкай это все. Неужели мама так не делала? — он пару раз легонько нажал на ноздри сквозь платок. — Моя говорила «давай продуем нос». Ну?

Прозвучало смешно. Я тихо засмеялась сквозь слезы и послушалась уговоров — «продула нос». Его и правда заложило. Вот одна из причин, по которым всегда избегала плакать.

Я отобрала платок и закончила дело сама. Насколько это было возможно. Прогундосила: