Тильда. Маяк на краю света (СИ)

— Только не сломай! — придвинулась я поближе, мигом забывая все обиды. Он нашел первый секрет! — Пишут, что иногда они самоуничтожаются, если неправильно…

— Нет, эта просто с секретом. Но не одним. Нужен хороший свет, бумага для записей алгоритма, удобный стол… Я ее открою — непременно. Ты знаешь, что внутри?

Я было потянулась забрать мамино имущество, но жених преградил мне дорогу:

— Тебе некуда спрятать — твой корсет не выдержит нагрузки. А у меня нагрудные карманы большие.

Я наморщила нос. Он намеренно дразнит меня! Чак потянулся к своему сюртуку, сложенному в голове. Вытащил, распрямил.

— Отличная вещь, мерчевильские портные знают толк. Смотри.

И продемонстрировал мне хитро закрывающиеся на сплошной замочек два кармана. Потрогала. Один не был пуст. Что-то… круглое, плоское…

— Что там?

— Будешь много знать — скоро состаришься.

— Это же компас королевы Мерче, верно⁈

В свете ларипетры Чак сузил глаза, чем и выдал себя. Я бросилась вперед:

— Ты носил его с собой все время⁈ Ну, дай посмотреть! Это же такой артефакт!

Но вместо сюртука въехала ему только в грудь. Он посмеялся надо мной и любовно поправил снова съехавшую маску.

— Не дам. Все свое ношу с собой — таков девиз профессионального мошенника. Давай спать, трусишка. Завтра большой день.

Я надулась, оставшись ни с чем: мой неуважаемый супруг спрятал шкатулку — достаточно плоскую, чтоб поместиться в карман, но… громоздкую для корсета, увы… Сложил сюртук обратно под голову и улегся на импровизированную подушку, закрыл глаза, как ни в чем ни бывало.

Вот уж правда… Мошенник… Все стырил, еще и идиоткой выставил… Алиса покосилась на меня. Насмешливо и бесшумно высунула язык, подобно подколодке. Покосилась на сияющую ларипетру. Свет ей мешает… Или ему… Скажите, пожалуйста… Я скорбно затолкала кристалл на место и отвернулась к «стенке».

Ничего я не идиотка. Просто надо уснуть. Да. Слишком много событий за раз, вот мозг и не успевает. Я просто дезориентирована — ничего страшного не произошло, несмотря на все предсвадебные обычаи Гудру.

Закрыла глаза.

«Все свое ношу с собой» — хорошая фраза… Надо будет в следующий раз брать серапе и калебас… Привязать его на пояс, что ли… Пояс был бы полезной вещью, если туда же присобачить ларипетру, спрятанную в серебряную оправу…

* * *

Разбудил меня солнечный луч: он настырно лез в щель между шатерными полами. Я потянулась. Обнаружила, что ни красного сюртука, ни его хозяина внутри нет. Выглянула наружу. Зажмурилась. Но, к моей радости, солнце больше не слепило так болезненно, как прежде. Моргая, привыкая к свету, увидела его.

Чак сидел на пригорке., жевал травинку, смотрел в горизонт, за которым поднялось уже солнце и… выглядел непривычно серьезным. Я тихо вылезла, разгладила волосы на ходу, подошла, поинтересовалась из-за плеча.

— Что делаешь?

— Думаю. Люди иногда занимаются таким, знаешь, — он оглянулся и весело подмигнул.

Я замерла, он, пользуясь моим замешательством, легко вскочил на ноги и не менее легко коснулся губами моего лба. Что⁈. Заглянул весело в глаза:

— Как спала, трусишка?

Я заморгала. Поправила маску на всякий случай. Нахмурилась.

— Почему ты называешь меня трусишкой?

— Ну, дознаватель называет же Аврору «заря». Надо ровняться.

— Так то «заря» и то дознаватель! Ты что же, вот это додумался за ним все повторять?

— Не все. Только самое лучшее.

Чак взял меня за руку и потянул вниз, к деревне.

— Вайды уже там. Все ждут только тебя. Готова выйти замуж?

Мне ничего не оставалось, как поджать губы. Выйти замуж. И прыгнуть с обрыва в море. Это ведь легкотня, верно? Это ничего страшного. Мама тоже сделала и одно, и второе.

Мы шли сквозь высокую траву замечательного цвета аспарагуса, гладкую и нежную, как… кожа сирены, чего уж тут душой кривить. Для острова Гудру — самое подходящее сравнение. То ли сегодня росы не было, то ли она уже высохла. Мне было немножко жаль, что на мне высокие топольские сапоги, и я не могу побежать по этому пригорку босиком. Скоро мы выйдем в море, если судьба улыбнется, и тогда никакой травы… Я завороженно касалась ее ладонью.

— Не молчи, Тиль. Хотя бы смотри на меня, как полагается невесте. А не на траву.

Пф-ф! Я расхохоталась и повернула голову к жениху:

— И как полагается невесте смотреть?

— Мы договорились ведь играть влюбленных.

— Ничего мы не договорились!

— Посуди сама… Ро, а значит, и Фарр, уже верят, народ Гудру — тоже. Теперь Ро не будет думать, что я по ней страдаю, Фарр — ревновать, туземцы не станут смотреть косо, и мы легко упорхнем…

Ха. Мотыльки играли с Алисой в догонялки в этой самой траве цвета аспарагуса. И он — настолько же легкомыслен.

— А как же «романтический благородный ореол безответной любви»?

Чак пожал плечами.

— Я подумал, что лучше уж взаимная.

— Взаимная и придуманная — разные вещи.

Вырвав руку, я широкими шагами пошла вниз, пиная траву цвета аспарагуса сапогами. У меня ведь… есть, а у него нет. И как играть? Это не игра! Ни за что!

Кастеллет догнал меня бегом, подхватил на руки, игнорируя, что я вырываюсь, царапаюсь, почти кусаюсь… Перекинул на плечо, смеясь.

— Я был неправ, Тиль. Я был очень неправ.