Познакомил меня с песнями Цоя, как говорят восьмиклассницы и восьмиклассники, люди в этом сложном возрасте, «мой парень». Когда мне было лет тринадцать-четырнадцать, не говорили «мой молодой человек», а все говорили «мой парень» и «мы ходим». И вот «мы ходили» вместе с Женькой Горбуновым, так его звали. Мы жили тогда на Колыме, в поселке Ягодном Магаданской области. Музыка до нас доходила с большим трудом и, понятно, с гигантским опозданием. Так я услышала очень много групп, известных «на большой земле» (мы называли так Москву и Питер). На «большой земле» была известна группа «Крематорий», а мы думали, что это группа «Крем», потому что кто-то на кассете сократил слово «крематорий» до четырех букв. И так до нас доходила вообще вся музыка, включая импортную. Так доходили и песни Цоя. У Жени Горбунова получалось доставать эти кассеты с каким-то удивительным везением. Вероятно, у него были какие-то «выходы», а может быть, он просто феноменально любил музыку. Мы очень быстро росли, и адреналина нам нужно было очень-очень много. А я была девочкой критической и весьма неприступной. И сильно доставала Горбунова, адски доставала, не пускала дальше порога квартиры, держала в куртке на протяжении пяти или шести часов, ну и так далее. А Горбунов все ходил и ходил, ходил и ходил… И часто пел песню с припевом «Ууу, но это не любовь». Все время, сколько мы с ним дружили – я повторяю, «ходили», – я была уверена, что песня «Это не любовь» – его. И каково же было мое удивление, когда я узнала, что это одна из самых ранних песен Цоя. И вот, вероятно, это была не любовь, а может, и любовь… Но я в долгу не оставалась. Когда я узнала, что это песня Цоя, я уже, понятное дело, была заражена его песнями, и выбрала самый что ни на есть девичий ответ на все ухаживания Горбунова. И это была, конечно же, песня «Фильмы». Единственный, кто меня не понял в этом, была моя мама. Но слушалось это просто феноменально. Особенно рефрен «Мы не можем быть вместе». Вот такой учебник по взаимоотношениям восьмиклассников.
В Виктора Цоя я влюбилась окончательно и бесповоротно, услышав песню «Кончится лето». Для меня она – песня-локомотив. Что такое песня-локомотив? Это когда с первого же такта включается ритмический рисунок, и он тащит нас, как будто бы в паровозе, до конца трека. И вот после этой песни мне стало как-то все ясно и очень понятно. Я не помню обстоятельств дела, я не помню, как это случилось, я не помню даже, когда я ее услышала, но после этой песни я тут же взяла гитару и написала песню «Рубеж». А без «Рубежа» «Снайперы» вряд ли бы вообще состоялись.
С песней «Кончится лето» наступило совершенно другое время осмысления русских песен в целом. Ведь не секрет, что песни Цоя абсолютно просты на первый взгляд. Но это только на первый взгляд. Так же можно сказать, что поэзия Пушкина проста. Попробуй, напиши так же! А лучше вообще не пробуй. И эта песня, вероятно, для меня была средоточием вот этой гениальной простоты – той же, что была в стихах Александра Сергеевича, что была в рассказах Эрнеста Хемингуэя. Та же, что была в музыке, если говорить о классике, Чайковского. Это обилие деталей, которые в итоге дают очень конкретную и очень атмосферную картину происходящего.
Как у него это получалось – абсолютно непонятно. Но что-то мне подсказывает, что все это он делал ненамеренно. И уж точно – не задумываясь о том, кто его должен понять, кто его должен услышать, кто его должен играть, для кого он должен это все петь. Творчество о самом себе, в самом что ни на есть чистом, первозданном виде. Что мы всегда чувствуем, когда слушаем его песни.
Не преувеличу, если скажу, что больше всего я прокручивала свой кассетный магнитофон, слушая одну и ту же песню, именно с кассетой Цоя. Дисков, понятно, не было, тем более не было никаких айтюнсов. А был кассетный магнитофон. Вот тебе нравится песня «Анархия», она до конца доходит, ты ее – тррр – останавливаешь, перематываешь обратно. Самое главное – попасть в песню, когда она стоит посередине. То есть надо было ее очень филигранно остановить в тот момент, когда песня должна включиться. Так вот, «Пачку сигарет» мы протерли до дыр. И «Группу крови» мы тоже протерли до дыр. И «Генерала», и все ту же «Камчатку», и «Троллейбус», и «Фильмы». Я не помню, чтобы какую-либо кассету мы крутили чаще. А песня, которая стала саундтреком – самым главным саундтреком моей подростковой любви – это, конечно, песня «Нам с тобой»…