Тим

Сам же сразу вспомнил про неработающий ручник, взятый в доме скупщика. Только его он надевал на левую руку, а больше ничего и никогда. И хоть тот бесследно исчез, майору Тим спокойно солгал. Сделал это буднично и без колебаний, зачем, не понял и сам. Может, из-за недобрых взглядов, которыми при каждой встрече награждал его майор, может, из-за резкого тона. Как бы там ни было, но откровенничать с этим человеком Тим не хотел, тем более причину своего странного интереса майор не обозначил.

Перед тем, как уйти, он сообщил Тиму, что в ближайшие две недели его переправят с крейсера. На закономерный вопрос майор привычно не ответил.

Проводив его взглядом и с головой уйдя в размышления, Тим, глядя в потолок, неподвижно лежал на койке. Думал о многом. О том, что гурты его экипажа, с которыми последние месяцы делил солдатский быт, не вошли в число высадившегося на Сурию авангарда. Оценив свою реакцию на эту информацию, признал, что новость вызвала в нём искреннюю радость. Также признал, что, несмотря на боль, которую они ему причинили, он чувствует по отношению к своему отделению если не родство, то как минимум привязанность.

Думал и о самых дорогих и близких людях во вселенной, о поселенцах Вирона. Ещё раз испытал чувство эйфории от новости, что их поиск активно ведётся и даёт результаты.

Радовался, что Дарьял, получив статус вольного, с умом использует накопленный Тимом ресурс. Смаковал слова майора, что Тиму как минимум три месяца запрещены нагрузки, а на время реабилитации, как правило, списывают на поверхность. Конечно, при желании, а Тим желал, ещё как желал. Сам факт, что есть, куда вернуться, где примут и будут рады, так сильно грел душу, что только одно это стоило всех перенесённых им тягот.

Ещё здоровье, а ещё информация о работорговце, ещё рост и приличная премия как за участие в операции, так и за ранение, за каждое ранение. И хотя Ева говорила на примере своего экипажа, но законы Сайдона одинаково распространяются на все экипажи, и Тим имел право надеяться.

«В принципе, — заключил он, — в отличие от многих для меня лично всё складывается не так и плохо, а местами хорошо и даже очень»

***

Как только желудок смог принимать твёрдую пищу, Тима сразу вывели из стационарного снабжения и перевели на общее. Уже несколько дней он пешком проходил не меньше километра, добираясь до одного из блоков питания. Прогулки сквозь половину крейсера при наличии блока питания буквально в пяти шагах от медицинского отсека объяснили необходимыми для укрепления мышечной ткани нагрузками.

Три раза в день Тим по лестницам, застывшим эскалаторам и магистральным переходам шагал на верхние, носовые уровни, где принимал пищу вместе с орудийной прислугой, обслуживающей кормовые палубы. Там всегда было многолюдно. Заходили техники и пехотинцы, встречался как рядовой состав, так и офицерский. На Тима здесь не обращали внимания, и это вполне устраивало.

Сегодня к ужину по корабельному времени в блоке оказалось народа больше, чем обычно. По разнообразию форм, костюмов и роб видел, что здесь представлены практически все службы крейсера.

О пище почти никто не вспомнил. Основная масса народа столпилась недалеко от голографа, с помощью которого до экипажа доводились сводки и информация. Сюда же по приказу капитана шла трансляция ежедневных казней военнопленных, проводимых на планете.

Вот только последних казнили утром, а сейчас поздний вечер. Что заставило собраться такое количество народа, понял, когда на спроецированной голографом картинке появилась планета. Пищеблок погрузился в тишину, все как один уставились на проекцию.

Съёмка велась с зонда. Стоило планете занять собой весь экран, как ведущее трансляцию устройство притормозило, а десятки ракет, с которыми зонд до этого шёл ноздря в ноздрю, устремились к планете. То, что перед ними Сурия, бесспорно. Слишком много раз Тим видел эту проклятую планету. Он сразу сообразил, что оказался свидетелем очередной атаки и, судя по злым репликам, приурочена она к мести за казнённых там пленников.

Изображение мигнуло, дальше трансляция пошла с головки одной из ракет. Пробив высокую облачность, ракета оказалась над стремительно растущими в размерах городскими кварталами. Навстречу потянулись редкие трассы, но манёвр отклонения оставил их в стороне.

Едва плоская крыша одной из башен заслонила собой всё пространство, проекция вновь мигнула. Трансляция продолжилась с орбиты, откуда стали видны многочисленные язвы разрывов, появившиеся на теле сплошь застроенного континента.

Город медленно погружался в сумерки. По мере наступления темноты россыпью огней проявлялись районы мегаполиса, где всё ещё работало освещение. Однако основная часть осталась тёмной, и прокатившиеся по городу брызги огня чётко выделились на проекции.

Внезапно в центре мегаполиса вспыхнуло бледно-голубое солнце. Зонд сместился, камера сменила ракурс. Идеально ровная сфера призрачного сияния поглотила несколько кварталов.