Тим Бёртон: Интервью: Беседы с Марком Солсбери

В некоторых случаях я предпочитаю быть ограниченным во времени. Иногда, конечно, хорошо иметь возможность отойти от дел на месяц-другой и заново просмотреть сделанное. Но бывает опасный промежуточный момент, когда портишь все еще сильнее, когда у тебя чересчур много времени на лишние мысли, но в общем и целом времени всё равно мало. Но, повторюсь, бывают ситуации, когда работать быстро — очень даже неплохо: подготовительный промежуток порой занимает годы, так что быстрота любого свойства может прийтись кстати — это, по крайней мере, какой-то импульс, движение. Чем скорее все делается, тем лучше: ведь актеры — в гриме с двух часов ночи, и если перерывы между мизансценами достигают полутора часов, ты падаешь подремать, и вся энергия улетучивается. Быстрота в таких случаях скорее полезна, чем вредна, и ты совсем не чувствуешь себя так, словно пошел на компромисс. А иначе никогда не разгребешь те завалы, которые нагромождаются на твоем пути. Нечто похожее было на съемках «Бэтмена», но именно поэтому я радовался, что нахожусь в Англии — там я мог позволить себе взглянуть на все как бы со стороны. Я тогда запомнил это, хотя и умею уйти в свою скорлупу и не давать всей этой чепухе беспокоить себя во время работы. Сознаю, что этот аспект мира кино с годами только усилился.

Во время съемок «Планеты обезьян» Бёртон сломал ребро.

То была последняя неделя среди скал Троны. Я показывал кому-то, как надо падать на землю, объяснял все правильно, вот только ребро сломал... Еще хорошо, что подобное случилось лишь однажды, потому что я не умею по-настоящему сосредоточиться, когда иду, карабкаюсь на скалы или спускаюсь с уступа. Такие моменты при съемках надо стараться свести к минимуму. Иногда удивляешься даже, что все обошлось благополучно.

Правда, я тогда простудился и боялся, что это воспаление легких, настолько сильно болело в груди. И все же пришлось продолжать съемки, не было возможности передохнуть и заняться своим здоровьем. В любом случае не было другого выхода, чем терпеть эту мучительную боль целых шесть недель, а потом она прекратилась.

Травма Бёртона была не единственной. Вальберга зацепил огненный шар во время трюковых съемок, а Майкл Кларк Дункан, игравший гориллу Аттара, упал на бегу и поранился.

Упасть в костюме обезьяны, в доспехах, да еще если ты крупный мужчина... Хотел даже ехать с ним в больницу. А зрелище, когда его в обличье обезьяны катили на тележке, было, пожалуй, самым захватывающим за все это время, стоило того, чтобы заснять его на пленку. Пришлось потом Майкла возить по съемочной площадке на кресле-каталке в полном облачении: стоять он не мог.

Финал первой «Планеты обезьян», когда герои Хестона и Харрисон едут верхом по берегу моря и натыкаются на погребенные под песком обломки статуи Свободы, что доказывает: они действительно на планете Земля, поставил перед Бёртоном трудную задачу.

Это одна из самых сильных концовок в истории кино. Многие знают ее лучше, чем сам фильм, поэтому от тебя ждут, что финал нового фильма будет, по меньшей мере, не хуже. Но повторить его невозможно, а превзойти — тем более, и я это ясно понимал. Если же ты начнешь придумывать новую концовку, то обманешь ожидания публики.

Вот почему мы обратились к общей мифологии, сложившейся вокруг «Планеты обезьян», — не только исходной книги, но и фильмов-сиквелов. В моем представлении, все это имеет некую кольцеобразную структуру, словно кусает себя за хвост: параллельные вселенные, путешествие во времени, человек и обезьяна, эволюция, религия. Откуда мы пришли? Куда идем? Проходим ли вновь те же этапы эволюции? Хотелось показать, например, параллельный мир, где одни обезьяны, — у меня возник образ причудливой, искаженной вселенной. Образ этот не ограничивался рамками одного фильма, хотя я ненавижу продолжения; но ведь если снимаешь что-то подобное, хочется представить материал помасштабней. Рассматривались идеи некоего поворота времени вспять, нового сопоставления человека и обезьяны, возвращения в мир, который на первый взгляд кажется нормальным, но где произошли какие-то сдвиги. В исходном цикле всегда происходило нечто схожее по сюжету или форме: там такая роскошь допустима на протяжении нескольких фильмов. Я же не был готов к трехчасовой дискуссии о перипетиях путешествия во времени...