Тим Талер, или Проданный смех

Супница выскользнула у него из рук и, упав на пол камбуза, разбилась вдребезги. Кок Энрико, вскрикнув: «Mama mia!», отскочил в сторону, а Тим бросился бегом вверх по лестнице, вслед за голосами.

Наверху, на корме, никого не было. Два корабельных фонаря тускло освещали кормовую палубу и покрытую парусом шлюпку. И вдруг Тим услышал шепот. Он взглянул в ту сторону, откуда доносились голоса, и ему показалось, что за шлюпкой кто-то шевелится. Тим подкрался на цыпочках поближе и увидел, что из-за шлюпки торчат четыре ноги в ботинках. Больше ему ничего не удалось разглядеть. Но он был уверен, что голоса, доносившиеся из-за шлюпки, принадлежат Крешимиру и барону. Шаг за шагом, не дыша, Тим подходил все ближе и ближе. Один раз скрипнула половица. Но двое людей, спрятавшихся за шлюпкой, как будто ничего не услышали.

Наконец Тим подошел так близко, что смог подслушать разговор, который они вели между собой полушепотом.

— …просто курам на смех! — шипел барон. — Уж не хотите ли вы меня уверить, что истратили все деньги, которые принесли вам акции?

— Как только вы передали мне акции, они сразу стали падать. С молниеносной быстротой, — спокойно заметил Крешимир.

— Согласен! — Барон рассмеялся купленным смехом. — Акции упали, потому что я пользуюсь некоторым влиянием на бирже. Но четверть миллиона, по моим расчетам, у вас все-таки должно было остаться.

— Эту четверть миллиона я внес в банк, который сразу затем лопнул, барон!

— Такое уж ваше счастье! — Барон снова рассмеялся.

И Тим почувствовал, что по спине у него бегают мурашки. Он готов был броситься на барона.

И все-таки у него хватило ума понять, что он должен во что бы то ни стало дослушать разговор до конца.

— Даже если вам пришлось снова начать работать, — сказал теперь барон, — это еще не причина наниматься именно на этот пароход, чтобы оказаться вместе с мальчиком.

На этот раз рассмеялся Крешимир.

— Никто не может мне этого запретить! — крикнул он.

— Тише! — зашипел Треч.

Крешимир продолжал вполголоса:

— Я продал вам свои глаза и получил взамен ваши — колючие, рыбьи. За это вы передали мне акции стоимостью в один миллион. Ни одна копейка из этого миллиона не попала в мой карман. Вы перехитрили меня. Но на этот раз я перехитрю вас, барон. Я дважды видел вас с мальчиком на ипподроме. Я следил за ним и установил, что после этого мальчик стал регулярно выигрывать на скачках. А затем я установил, что малыш стал мрачен и угрюм, словно больной одинокий старик.

Когда Тим услышал эти слова, сердце его заколотилось так, будто хотело выскочить, но он не шелохнулся.

Крешимир продолжал:

— Я все равно выведу вас на чистую воду! Я доищусь, что за сделку вы заключили с мальчиком, барон! Я наблюдаю за ним уже четвертый год, и мне стоило немалого труда устроиться стюардом на этот пароход. А теперь…

— А теперь, — перебил барон Крешимира, — я снова предлагаю вам миллион. Наличными. Задаток прямо сейчас!

— На этот раз, барон, преимущество на моей стороне! — Крешимир говорил медленно, словно что-то обдумывая. — То, что мне известно, я могу использовать по-разному: потребовать назад мои глаза, принять от вас миллион или же, наконец, — и это было бы, пожалуй, совсем не так плохо — могу заставить вас расторгнуть контракт с мальчиком, каков бы ни был этот контракт.

Тим в темноте кусал свой кулак, боясь застонать.

Несколько минут на палубе царило молчание. Потом снова раздался голос барона:

— Моя сделка с мальчиком вас не касается. Но если вы так уж дорожите вашими старыми глазами, я готов, пожалуй, на известных условиях…

Крешимир, тяжело дыша, перебил его:

— Да, барон, я дорожу моими старыми глазами. Я дорожу моими старыми, простодушными, глупыми, добрыми глазами больше, чем всеми богатствами в мире. Хотя вам никогда этого не понять!

— Мне этого никогда не понять, — подтвердил голос барона. — И все-таки я согласен на известных условиях расторгнуть нашу сделку. Будьте любезны, взгляните, пожалуйста, на свое лицо вот в это зеркальце!

За этими словами наступила напряженная тишина. Тим обливался холодным потом — и от волнения, и оттого, что старался ни единым шорохом не выдать своего присутствия.

Наконец он услышал, как Крешимир тихо сказал:

— Вот они и опять мои!

— А теперь послушайте мое условие, — сказал барон.

Но Тим больше ничего не стал слушать. У Крешимира снова были его глаза! А он, Тим, слышал сейчас так близко свой смех, что, казалось, до него можно дотянуться рукой. Больше он не мог сдерживаться. Он бросился к шлюпке и крикнул:

— Отдайте мне мой…

Но тут он попал ногой в петлю каната, споткнулся, стукнулся головой об острый нос шлюпки и без сознания грохнулся на палубу.

Лист двенадцатый КРЕШИМИР

Когда Тим проснулся, корабль качало; за толстым стеклом иллюминатора, то поднимаясь вверх, то опускаясь вниз, танцевала звезда — сердито рдеющий Марс. Тим лежал на верхней койке каюты, в которой спал вместе со стюардом. Над Атлантическим океаном брезжил серый рассвет.