После присвоения мне внеочередного воинского звания, вместо так ожидаемого отпуска приказом начальника оперативного штаба я была откомандирована в Египет. Меня направили на базу в Александрии, которая являлась едва ли не последней линией обороны миротворческого контингента в Северной Африке на пути в Европу. Нас должны были сбросить в Средиземное море, и отступление, наверняка готовое превратиться в паническое бегство, было лишь вопросом времени. Активных боевых действий не велось, главной задачей штаба объединенных сил было создание коридора для безопасной эвакуации остатков миротворческих сил на Большую землю. Прикрывать отход основных сил было поручено Египетской бригаде Иностранного легиона. Моей же задачей было заполучить подготовленного снайпера для выполнения самоубийственного задания по устранению одного из «эмиссаров» повстанческой армии. Успех миссии, как считали в генштабе, минимум на неделю отсрочит наступление, и подарит так необходимое время для перегруппировки сил. Теоретически, среди хаоса и неразберихи и паники, царящей на крошечном пятаке побережья Средиземного моря, эта задача считалась невыполнимой. Из всех разрозненных подразделений, отступающих в спешке обескровленных войск, единственно организованной силой, способной задержать наступление с юга, был Иностранный легион. Среди них и было мне поручено найти подготовленных снайпера и наблюдателя.
Лопасти вертолета еще вращались, поднимая в воздух снопы пустынного сыпуна, перемешанного с пылью и кусками грязи, а ко мне уже подбегал офицер-посыльный. Сутулясь под напором воздуха, разгоняемого винтами старого, но надежного Bellа, он пытался удержать на голове белоснежный «Képi blanc», неуместно дикий посреди грязных палаток и на фоне выгоревшей на африканском солнце формы легионеров. Судя по его пурпурному лицу и почти извиняющемуся воинскому приветствию, ловить мне здесь было нечего. Несмотря на царящее уныние, я всё же встретила на пути в штаб батальона несколько заинтересованных взглядов. Наверное, молодая женщина в полевой форме спецназа, с погонами майора, хоть немного, но все еще притягивала взгляд изможденных солдат, и отвлекала от мыслей о неминуемой смерти.
Худой, поджарый полковник – командир бригады, вместо воинского приветствия крепко пожал мою руку и кивком головы отправил адъютанта из палатки.
– Не хочу вас огорчать, но нашего аса вместе с наблюдателем накрыло миной. Поминай теперь, как его звали, – мрачно съехидничал сквозь зубы полковник. – Есть еще снайперские группы, но они не подготовлены для операций подобного рода, зеленые еще – джидды одним словом. Чай будете?
– Руки помыть где можно?
– Давайте полью, у нас тут без изысков, уж извините, – полковник набрал кувшином из фляги грязноватого цвета воду, отдающую бензином.
От меня не ускользнуло то, как внимательно полковник рассматривал, поливая воду в обшарпанный, эмалированный таз, мой шрам, идущий вдоль подбородка, заканчивающийся безобразным рубцом на левой щеке. Шрам, убрать который не хватало ни времени, ни смелости преодолеть страх перед врачами. И, наверное, совершенно не нужное изменение нагловатой и уверенной манеры поведения, которое вызовет новая внешность, приведет еще к большему дискомфорту. И эта простая, по-женски понятная мысль, перевешивала все трезвые доводы в пользу операции. Нет уж, пусть до лучших времен остается это лицо, обезображенное, но привычное.
– Интересно? – спросила я, подняв глаза на полковника. Он замер, продолжая держать уже пустой кувшин над тазом.
– Спасибо, полковник, – я постаралась усмехнуться как можно язвительнее, сдернув с его плеча полотенце. Он сделался пунцовым как перезрелый томат, что очень меня позабавило, и, кашлянув в кулак, сел за разборный столик. Разлив по кружкам зеленый чай из термоса, он хмуро указал на стул.
– Не хочу вас обидеть, – произнес он, приподняв чашку, словно в театральной имитации традиционного японского чаепития. – Не подумайте ничего дурного, но женщина в наших краях редкость. Мне доложили, что прибудет майор контрразведки….
– Но о том, что это будет молодая женщина – умолчали, – перебила я его и с удовольствием глотнула из чашки чай, щурясь от полуденных лучей солнца, бесцеремонно пробивающихся сквозь прохудившуюся ткань палатки.
– Пейте, – кивнул полковник. – Здесь только чай и утоляет жажду, – я кивнула и, сделав еще один глоток, отодвинула чашку в сторону. На карте, разложенной на столе, осталось бледное пятно, точно по центру расположения частей противника.
Где-то вдалеке послышались хлопки, через мгновение сменившиеся глухими взрывами. Я прислушалась, пытаясь определить, откуда доносились звуки.
– Что это? – спросила я, помешивая ложечкой чай, пытаясь хотя бы внешне не выдать беспокойства.
– Минометы, с той стороны. Балуются, утюжат нейтральную зону. Пристреливаются, – оскалился полковник, – темный народ, что с них взять.