– Вы правы, Симон, а я недооценил вас, – тихо, словно сдавшись, ответил он. – Разумеется, одним запугиванием Лисенок ничего бы не добился, – Эскулап на мгновенье замолк, взвешивая каждое последующее за заминкой слово. – Когда после войны я избежал суда и смерти, то поклялся перед Богом, – Александра внутренне усмехнулась, чего-чего, а речей о Боге из уст этого паука она уж никак не ожидала услышать, – что более никогда не причиню вред ни одной живой душе. Мне пришлось уехать с континента, сменить имя, биографию, порвать все связи, имеющие хоть какое-то отношение к моему прошлому. Теперь я понимаю, как наивно было полагать, что удастся перечеркнуть свою прошлую жизнь. Все это время за каждым моим шагом следили, и Лисенку не составляло особого труда разыскать меня.
Дельгадо знал, подлец, что одним шантажом ничего от меня не добьется. Для того, чтобы склонить чашу весов в свою сторону, нужны были аргументы повесомее. Потому он и оказался у меня не с пустыми руками.
– С чем он пришел? – ее глаза загорелись адским огнем. – Ну, же доктор, говорите!
– В его руки попали тщательно скрываемые данные, – казалось, Эскулап тянет время, но скорее, ему было просто невыносимо тяжело говорить вслух о своем, возможно, самом большом преступлении.
– В его руки, – запинаясь, закончил Эскулап, – попали опечатанные архивы с грифом «Особой важности» и пометкой «Вскрыть по истечению срока давности».
– Что за архивы, доктор?! Ну! Говорите же!
– Цифровые копии, – продолжил он, с нескрываемым усилием, словно подавляя рвотный рефлекс, – личностей бойцов элитного отряда «Timberwolves».
В комнате повисла тишина, прерываемая лишь хлопками лопастей допотопного вентилятора. Только за одно это лисёнка уже можно было подвесить за ноги. Александра почувствовала, как от волнения начали неметь корни волос.
– Вместе с ними он и нашел меня, предложив возобновить проект. Меня подкупил момент, что не придется иметь дело с опытами над живыми людьми. О, Лисёнок еще тот дьявол искуситель, вам ли не знать об этом, Симон. Имея в своем распоряжении такой материал, моя исследовательская группа в праве была рассчитывать на прорыв. Так и вышло, из «сегодня», мы шагнули «в послезавтра». Но никто не мог и представить, как отреагируют на «совмещение» прототипы. Воистину, то, что последовало за «погружением», напугало если не всех, то меня уж точно. А как вы понимаете, меня напугать крайне сложно.
– Погружением? – спросила Александра.
Эскулап вздохнул, и поднял на нее тяжелый взгляд.
– Полное осознание прототипом своего человеческого Я. Достигнуть полного погружения до конца так и не удалось. Думаю, и сейчас проект топчется на месте. Эффект погружения проявлялся лишь во сне подопытных прототипов и в моменты наивысшего эмоционального переживания. И неважно какого, естественного либо вызванного искусственными методами. Так, сами того не желая, мы подарили давно умершим людям вторую жизнь.
– Боже, – ужаснулась Александра. – Да это не банальное продление жизни, тут дело явно другим попахивает.
– Воскрешением, – усмехнулся Эскулап. – Называйте, Симон, вещи своими именами. Вот тогда-то я и решил, что пора не просто уходить, пора бежать. Такую ответственность я уже не мог выдержать. Тем белее было одно «но».
– Вы о чём? – быстро переспросила Александра, боясь, как бы доктор опять не ушел в небытие.
Эскулап ухмыльнулся и, сделав театральную паузу, добавил:
– Работая с прототипами, мы уткнулись в непреодолимое препятствие. Это природные инстинкты животных, выработанные эволюцией за миллионы лет. Куда уж нам, с нашей несовершенной наукой, да еще и с ограничением по времени. Для того, чтобы условные рефлексы подавили безусловные, потребовалось бы несколько поколений. Нам никто бы не дал столько времени.
– И какие инстинкты способны подавить программу прототипов? – спросила Александра.
– Какие? – доктор задумчиво глянул на Александру, – страсть к воле. Немотивированная агрессия, которую мы так и не смогли устранить. И конечно, – он запнулся, – тяга к продолжению рода. Нужен был новый подход. Новое решение. На которое у меня не оставалось ни сил, ни желания. Я постарел, Александра. И физически. И морально. Да еще эта болезнь. Формально мой уход был оправдан назначением нового директора проекта. Кстати, моего ученика, юноши, не лишенного ума и характера, но с совершенно размытыми этическими понятиями.
– Лисенок использовал вас. Ну, а когда до него дошло, что вы не просто выходите из-под контроля, а не справляетесь или не хотите справляться со своими обязанностями, заменил вас более сговорчивым и честолюбивым учеником.
– Когда я понял, – продолжил Эскулап, пропустив мимо ушей слова Александры, – как далеко могут зайти эти исследования, от меня уже толком ничего не зависело. Маховик проекта уже был раскручен, и исследования вполне могли обойтись без меня. И я попытался уйти в сторону. Но Дельгадо сделал всё, чтобы нейтрализовать меня, явно не веря в мою лояльность, закрыв навсегда от общества. Сильно стараться ему не пришлось, начатое им успешно докончила болезнь.