Тимур — сын Фрунзе

Умолк, однако продолжал мысленно сокрушаться? «Эх, Тимур, Тимур, и начал учебу с коников — скачки, слышал, на аэродроме устроил, — и кончаешь школу с выкрутасами— воздушную джигитовку учинил!»

— Что ему взбрело в голову, спрашиваете? Хотите, отвечу? Это я виноват.

Анистратов с сомнением взглянул на полковника:

— Вы?

— Был накануне такой грех. Зашел в курсантскую курилку и обмолвился, что «школьных асов» после переучивания на «яке» ожидает незамедлительное назначение в боевые московские авиачасти. Вот ваши «асы» и стараются. Так что, капитан, придется наказание курсанту Фрунзе свести до минимума. И знаете почему? — Анистратов насупился. А инспектор ударил правым указательным пальцем по левому мизинцу, загнул его: — Во-первых, в вашем задании не была определена высота…

— Высота? Известно всем, какая высота! А выполнение недозволенных фигур в пилотаже по кругу?!

— Во-вторых, — рядом с мизинцем улегся безымянный, — в выводах инспекции я отмечу, что курсант Фрунзе уже сегодня зрелый летчик. А посему… — загнув средний палец, потряс всей кистью и по-приятельски подмигнул, — победителей не судят… Кстати, как он стреляет?

— Метко стреляет. Сам проверял ого… Однако насчет зрелости и прочего — ваша воля, отмечайте. Что же касается незамедлительного назначения, то смею заметить: их группа и так на днях выпускается. Вся. Так что, извините, более незамедлительно никак не получится.

Тем временем на гарнизонной гауптвахте состоялась неожиданная встреча Тимура с дежурным по краснокутскому авиагородку. Увидев его, Тимур смутился: дежурным оказался физрук Федоренко. Просматривая записку об арестовании, тот даже вскрикнул:

— Как же так?! Ведь у вас вот-вот выпуск!

Пряча смущение за шутливую интонацию, Тимур ответил:

— Сложный вопрос… А вообще-то рискнул на такой тактический ход, чтоб инспекция в лице ее главы учла наши возможности.

— Ваш тактический ход может лично для вас обернуться не лучшим образом. А пока… — Федоренко пошуршал запиской, — обернулся пятнадцатью сутками. — И вдруг недоуменно подумал: «Пятнадцатью? Их же группу раньше… буквально на днях должны выпустить!»

— Многовато, конечно, — поморщился Тимур.

— Что же, будет достаточно времени подумать: правилен ли был ваш «тактический ход»?

Но думать Тимуру долго не пришлось. На тощем соломенном матраце он проспал всего лишь одну ночь, а утром по случаю досрочно организованных выпускных испытаний ему вышла «амнистия».

В бараке первой эскадрильи ни души. Только дневальный Володя Микоян радостно поприветствовал и шутливо отрапортовал:

— G благополучным возвращением! И смею доложить: все курсанты на аэродроме. Инспекция во главе с полковником шурует во всю. — Намекающе прикрыл один глаз: — А ваша группа сдает наставление по производству полетов. Между прочим, как у тебя с этой дисциплинкой?

Тимур понял намек: поправил на его ремне лакированный футляр с плоским штыком — обязательный атрибут дневального — и пошел к выходу, бросив через плечо:

— С наставлением полный порядок — знаю, как дважды два. И тебе советую почаще заглядывать в ту полезную книжицу.

— Книжица — теория! — крикнул вдогонку Володя. — А как у тебя на практике?

— А это — какими глазами смотреть, — отворив дверь, приостановился Тимур. — Смотри на вещи просто, как учил твой великий тезка Маяковский… И с прицелом! — Дверь с треском захлопнулась.

У одного из бараков учебного корпуса в курилке дымили курсанты.

«Перерыв, что ли? — прикинул время Тимур и еще издали приметил, что никого из его группы в курилке нет. — Наверняка штудируют наставление». Многих других курсантов узнал — Рыжов, Крапивин, Безродных, Козлов… Рядом с Козловым понуро сидел незнакомый парень — то ли курсант, то ли красноармеец. Хотел проскочить мимо — скорее б в класс! — но его окликнул Крапивин:

— Тимур! А у нас тут слушок прошел, что ты на губе отсиживаешься!

Замедлив шаги, свернул в курилку, от предложенной Рыжовым папиросы отказался.

— Насчет губы не будем вдаваться в подробности… Скажите лучше: как сдается внеполетная подготовка?

— Хотя и с высоким напряжением, но мы-то ее все же сдаем, — пробасил Рыжов, — а вот он, глядя на нас, страдает.

Понурый парень в ношеной гимнастерке с новыми, сплошными петлицами так глубоко затянулся, что, поперхнувшись, закашлялся. Безродных перехватил взгляд Тимура и пояснил:

— Только что спорол курсантские петлицы и, как таковые, нашил бойцовские.

— В моей группе был, — добавил Козлов. — На днях из госпиталя прибыл. Может, слыхал, перед самой войной на Каче стряслось ЧП на парашютных прыжках? С ним.

«Так это ж Ткаченко!» И Тимур живо припомнил тот день: пилотаж на серебристом «ястребке» генерала Туржанского и омраченную радость незабываемого полета.

Ткаченко засмущался. Словно оправдываясь, сказал:

— Сначала лежал в севастопольском госпитале, а попер фриц — в саратовский перевели. Вот там-то, в Саратове, и списали меня из летного состава подчистую.

— Увольняют в запас, что ли?

— Да что ты! В такое время — и в запас! Обратно в школу направили. — И как-то виновато улыбнулся: — На должность укладчика парашютов.

Козлов ободрил приятеля: