Тинтин и тайна литературы

Событийный ряд не достигает консумации, а язык не сдерживает слово – не осуществились ни словесные обещания (свадьба не состоялась), ни словесные угрозы, ни потенциальные попытки шантажа (тайны не разоблачаются). Вот почему «Изумруд Кастафиоре» чарующе дразнит и безмерно мучит читателя. Вот в чем состоит истина, выраженная в томительно-страстной арии, которую исполняет Кастафиоре. Обложка фактически открывает нам всю правду, когда мы еще не раскрыли книгу: голос, произносящий тайну вслух, остается неслышным, даже если его усилить – по сути, не более слышным, чем голос статуи. Даже когда голос примадонны терзает слух героев, рвет им барабанные перепонки, он не снисходит до разрушения их мира, которое произошло бы, если бы голос назвал главное «событие» событием. Воспроизводя событие в иных формах (в форме басни, в форме арии), голос совершает двойное озвучание, которое одновременно является «контрозвучанием», само себя стирает в тот же момент, когда раздирает воздух, одновременно высказывает тайну и замалчивает ее. «Пожалуйста, синьора, скажите нам всего несколько слов», – просит звукорежиссер телегруппы. «Э-э-э… теперь мне говорить?.. Всего несколько слов?.. О… я… я… я счастлива… я совершенно счастлива… Просто не могу выразить… Ах! Ах-ха-ха!» – отвечает Кастафиоре. Она говорит только для того, чтобы ничего не сказать.

Событийный ряд не достигает консумации. Речь ничего не говорит. И, разумеется, тем самым формируется «слепое пятно», в котором событие может совершиться и все может быть высказано.

iii

Газеты «сватали» Бьянку Кастафиоре много за кого: среди ее предполагаемых «женихов» были магараджа Гопала, барон Халмасзут, Лорд-Канцлер Сильдавии, полковник Спонш и маркиз ди Горгонзола (он же Растапопулос). Спала ли певица с этими мужчинами? Наверно, Эрже так или иначе размышлял над этой темой: он часами обсуждал с ассистентами биографии своих персонажей. Но что заключил Эрже? Чтобы это выяснить, нам пришлось бы выйти «за пределы» книжной страницы или забраться за кулисы сюжета. Но тогда, разумеется, история вообще перестала бы существовать или, как минимум, принципиально изменилась бы. В «Семи хрустальных шарах» Хэддок и Тинтин отправляются за кулисы и забредают в другую историю – историю проклятия солнечного бога – то есть в другой отсек той же истории, в ее расширенную форму. В «Деле Лакмуса» они вновь отправляются за кулисы (шоходского оперного театра) и встречают Кастафиоре собственной персоной в ее гримерке (мы описали эту сцену выше). Когда в гримерку заявляется Спонш, выслеживающий героев, те отправляются в «закулисье» закулисья – прячутся за одеждой в гардеробе, отгороженном шторкой. И что же они оттуда видят?

Кастафиоре только что спела партию Маргариты в «Фаусте» Гуно («бесподобно», как выражается один из тайных полицейских шпиков).

За кулисами ей было бы позволительно выйти из образа, но нет, она «надела самое красивое платье Маргариты», чтобы принять «своих поклонников», как она их называет. Самый могущественный из ее посетителей – Спонш. «Мадам, для меня большая честь… э-э-э… оказаться в присутствии прославленной певицы, которая… э-э-э… которая…» – за икается он. «Фу, полковник! – отвечает она. – Вы мне чересчур льстите!» (во французском оригинале снова употребляется слово rougir – заставлять краснеть от скромности). Она предлагает выпить шампанского: «Полковник, окажите нам посильную помощь. Разрешаю вам откупорить бутылку». Пока Спонш элегантным жестом извлекает пробку, входят двое солдат, разыскивающие Тинтина и Хэддока. «Ах вы, болваны стоеросовые! – кричит полковник на солдат. – Вон, вон отсюда! Кругом марш, пока я не взорвался!» Тем самым Спонш сам поддается на уловку с двойной комнатой – отсылает двоих эрзац-очевидцев, но не замечает реальных очевидцев, которые затаились за занавеской прямо у него под боком. Тинтин и Хэддок подслушивают, как он детально рассказывает Кастафиоре о похищении Лакмуса и излагает свои планы: Лакмуса передадут Красному Кресту лишь в случае, если профессор раскроет секрет своего звукового оружия и подпишет заявление, что приехал в Бордюрию добровольно. Сцена нелепая и абсолютно неправдоподобная, если только мы не истолкуем ее как привычку откровенничать с любовницами или как сцены из фильма Дэвида Линча «Синий бархат» (1986), который, кстати, начинается с отрубленного уха. Итак, в «Синем бархате» герой, подглядывая из шкафа, наблюдает, как сумасшедший злодей Фрэнк похотливо корчится перед своей жертвой-певицей и, срываясь на сладострастные стоны, излагает свои безумные мечты о могуществе. В этом контексте сцена из «Дела Лакмуса» выглядит совершенно логично. Спонш, как и Фрэнк, изливает свои бредовые мечты, причем, пожалуй, слишком поспешно. Когда он указывает солдатам на дверь, предупреждая, что вот-вот взорвется, бутылка выскальзывает из его рук, и он преждевременно вытаскивает пробку.