Тёмная половинка (СИ)

  После, когда учредили фонд помощи жертвам теракта, я тоже пыталась поучаствовать. Денежку слать побоялась - вдруг ещё, чего доброго, прикарманят по дороге. Решила что-нибудь вкусненькое. Например, домашнего варенья. Из клубники. Когда же я поделилась своими мыслями с мамой, та намекнула, что если я пришлю южанским детям банку клубники, то вполне возможно, что они в благодарность пришлют мне две. У них же там всё растёт лучше, чем у нас. Тогда я стала думать - чего же у них нет? Решив почему-то, что нет красной смородины, я взяла с собой банку желе. Но как только пришла в институт, от однокурсницы, приехавшей из тех краёв, узнала, что смородина там всё-таки растёт. Побоявшись выглядеть дурочкой, я оставила банку себе. Может быть, зря?

  "Но южанские-то не виноваты, - отвечаю своей половинке. - Они ж меня не тюкали"

  "Тебя-то нет, а кого-то, может, и тюкали".

  "А может, кто-то из моих соседей - американский шпион?" - брякнула я первое "может быть", которое мне пришло в голову.

  "А ты, между прочим, напрасно смеёшься. Дети - они по природе... сволочи!"

  Последнее слово она выкрикнула уже вслух, да таким нечеловеческим голосом, что у меня чуть барабанные перепонки не полопались. Прежде чем я успела как-то отреагировать, моя вторая часть пулей полетела в сторону крыльца, на которое тут же выскочили несколько старшеклассниц. Именно выскочили. Та, что была впереди, в смятении убегала от хохочущей толпы, скандировавшей: "Проститутка!" и не упускавшей возможности задрать ей юбку. При этом лица обидчиц были настолько жестокими, что мне просто-таки стало противно.

  Впрочем, разглядывать было некогда, ибо мой двойник тут же взялся "решать проблему". Подлетев к этой толпе, она изо всех сил толкнула одну девчонку, которая, наверное, кричала громче всех. Та, потеряв равновесие, упала... как раз мне на руки. Благо, я уже поднималась на крыльцо. Придержав несчастную, я кинулась к другой, которой моя половинка уже вцепилась в волосы.

  - Стой! Прекрати! - говорила я, оттаскивая себя же от перепуганной девушки.

  Другие девчонки просто оторопели от неожиданности. Насмешки над одноклассницей тут же прекратили и теперь со страхом смотрели на "сумасшедшую", не решаясь вступиться за свою подругу. Осмелели только когда я вмешалась. А я вдруг поняла, что совершенно не нуждаюсь в их помощи.

  - Отойдите - я сама.

  Сказав так, я снова дёрнула половинку на себя. Она дико завизжала, так, что услышавший с улицы мог подумать, будто несчастную чуть ли не пытают. Однако же поддалась. Я, обрадовавшись удаче, стала тянуть её с удвоенной силой. И она тянулась. Все её попытки вырваться оказывались тщетными, хотя видно было, что она старается изо всех сил. Я оказалась сильнее.

  - Дрянь! Я тебя по стенке размажу! - кричала она своей недавней жертве, и тогда я особенно старалась её удержать.

  А в голове промелькнуло воспоминание: выпускной вечер в тесном семейном кругу, накрытый стол, шампанское, торт, и мамины слова: "За тебя, Наташенька! Давайте выпьем за то, чтобы всё плохое осталось в школе, а впереди было только хорошее". И ведь надо же, как сбылось!

  Ну уже нет, думаю, плохое пусть и вправду останется в школьном прошлом, но себя я заберу всю, без остатка. Такую, какая есть.

  В какой-то момент стало тихо, и я почувствовала, что тащу пустой воздух. Моей половинки не было. Она как будто исчезла, испарилась. Но я-то знала, что никуда она не делась. Она теперь внутри меня, как и положено половинке.

  Теперь с чувством исполненного долга можно было заняться садистками.

  - А теперь, девчонки, слушайте внимательно! Если я ещё раз узнаю, что Вы к кому-то цепляетесь, у вас будут большие неприятности. Бить я вас, конечно, не буду, но наказание получите сполна. Потому что ведёте вы себя просто по-скотски. Вы что, думаете, накинулись все вместе на одну - значит, крутые? Против толпы идти, значит, смелости не хватает, а как тюкать кого-то - так пожалуйста!...

  Мне вдруг страшно захотелось сказать им ещё много резких слов, обозвать их трусихами, лицемерками, сравнить с фашистами, которые делили людей на "истинных арийцев" и "недочеловеков". Но нет - это уже будет просто ругань. Нельзя этого допускать.

  Девушки слушали меня, не перебивая. Слишком уж они были ошеломлены тем, что видели. Они меня боялись.

  - Ладно, как придёте в себя, подумайте над тем, что я сейчас сказала.

  С этими словами я покинула школьный двор, и вслед мне по-прежнему не донеслось ни звука.

  Всю дорогу на рынок я переваривала случившееся. Как же, думала я, теперь буду жить с такой безумной половинкой? Смогу ли я, почуяв запах садистской жестокости, вовремя притормозить? Ведь не трогала же моя половинка нормальных детей: и избивала, и таскала за волосы только тех, кто в тот момент сам кого-то мучил. Стало быть, зазря на людей бросаться меня не потянет. А с жестокими детишками - тут мне, похоже, надо особенно держать себя в руках. Это теперь будет и труднее, и легче. Труднее потому, что со мной моя тёмная половинка. И именно потому и легче, что со мной, а не где-то, никому не подконтрольная, живущая собственной жизнью.